Восставшие из пепла. Как Красная Армия 1941 года превратилась в Армию Победы
Шрифт:
301
Так в оригинале, следует читать «Бессарабию». (Прим. ред.)
302
Под «дезертирством» автор понимает участие в восстании русского экспедиционного корпуса в Ля-Куртин, после которого большинство солдат было отправлено французами на каторгу – несмотря на то, что Россия уже вышла из войны. (Прим. ред.)
303
Так в оригинале.
304
У 3-й и 3-й гвардейской танковых армий командование было одним и тем же. (Прим. ред.)
305
Заметим, что пятью годами раньше такой же договор с Германией подписала и Польша – причем он был куда более циничен, поскольку противоречил уже существующему соглашению о взаимопомощи с Францией. (Прим.
306
Такой численности эти дивизии никогда не имели. Завершены формированием были только две из них: 2-я Крымская (184-я дивизия НКВД) и 3-я Крымская (172-я моторизованная), причем первая не имела ни транспорта, ни артиллерии. (Прим. ред.)
307
В постановлении нет таких слов. (Прим. пер ее.)
308
В оригинале издания выпущена цифра «25». (Прим. перев.)
309
На самом деле оно называлось «О новых формированиях». (Прим. перев.)
310
Дивизии и бригады указанного состава в ходе войны формировались крайне редко. Штатная численность дивизии военного времени колебалась около 10 тысяч человек, штат танковой бригады составлял в 1941, 1942 и 1943 годах соответственно 1471, 1038 и 1354 человека. (Прим. ред.)
311
На самом деле 55 – это номер данного документа в сборнике, а сам приказ от 20 августа 1941 года имел № 0308. (Прим. перев.)
312
А это был приказ № 00141 от 16.11.1943 г. (Прим. перев.)
313
К сожалению, работы члена Союза журналистов и общества «Мемориал» Игоря Мангазеева отличаются крайней низкой фактологической достоверностью: во многих своих выкладках этот исследователь опирается, по его же собственному признанию, на «неофициальную информацию, нет-нет, да проскальзывающую в печати». Например, приводимая ниже информация об укомплектованной заключенными «Полярной» стрелковой дивизии является исключительно плодом фантазии Мангазеева и основана на слухах либо на весьма вольной трактовке мемуаров участников событий. Архивными документами Мангазеев в своих работах обычно не пользуется, объявляя их фальсифицированными. (Прим. ред.)
314
По данным В. Земскова, на 1 января 1941 года в системе ГУЛАГ насчитывалось 1 929 729 человек, из них осужденных по политическим статьям – 420 293. На 1 января 1942 года заключенных было 1 777 043, из них политических – 407 988. Кроме того, 487 739 человек находились в тюрьмах. См.: Социологические исследования. 1991, № 6. С. 11. Переселенцы заключенными либо осужденными никогда не числились и в системе ГУЛАГ а не состояли. (Прим. ред.)
315
Крымские татары, чеченцы «и другие национальные меньшинства» были депортированы не за «малейшую восприимчивость к немецкой пропаганде или нелояльность Сталину и советским властям», а за массовое сотрудничество с оккупантами, формирование воинских подразделений для участия в боевых действиях на стороне Германии, а также широкое участие в карательных и антипартизанских акциях, в том числе и в терроре против мирного населения других национальностей. Можно подвергать сомнению правомерность использования принципа коллективной ответственности – однако замалчивание сотрудничества мусульманских меньшинств с нацистами (имевшее место не только на территории СССР) будет искажением истории Второй мировой войны. (Прим. ред.)
316
На 1 января 1944 года в ИТЛ и ИТК насчитывалось 1 179 819 человек, из них осужденных по политическим статьям – 268 861. (Прим. ред.).
317
Написано по-русски.
318
Так в оригинале.
319
Тема женщины на войне в Советском Союзе никогда секретной не была – ей посвящено множество как художественных, так и мемуарных произведений. Причиной ажиотажа вокруг этой темы является общая мода на «гендерную» тематику в современных западных общественных науках. (Прим. ред.)
320
В
321
Вряд ли архивы дадут на эти вопросы полный и однозначный ответ, поскольку в боевых частях женщины (помимо санинструкторов) занимали должности в основном на нештатной основе и поэтому не входили в какую-либо централизованную статистику. Тем не менее хорошо известно (и никогда не скрывалось), что очень много женщин было среди связистов и штабного обслуживающего персонала, а также среди снайперов – хорошо известно, что по ряду психофизиологических особенностей женщины вообще более приспособлены к этой роли, нежели мужчины. Регулированием дорожного движения занимались практически исключительно женщины. А вот непосредственно на строевых должностях в боевых подразделениях женщины служили крайне редко. Все мемуарные и «апокрифические» источники однозначно свидетельствуют, что на передовой женщина могла появляться в основном в качестве медицинского работника, реже – в роли снайпера или связиста. (Прим. ред.)
322
Здесь автор, путая века и события, излагает совершенно фантастические представления об эволюции русской армии. В действительности вплоть до начала XVII века военные в России относились к привилегированным сословиям – так, стрельцы в свободное от службы время занимались торговлей. Частичный принудительный набор в регулярную армию был введен лишь в середине XVII века (для полков «нового строя») и окончательно закреплен в виде рекрутской повинности во время петровских реформ. Таким образом, лишь в XVIII веке социальный статус русского солдата резко понизился – но то же самое несколько раньше произошло и с европейским солдатом при переходе к массовой армии. Тем не менее, за исключением короткого периода экспериментов с «военными поселениями» и наследственной солдатской службой, русский солдат вплоть до отмены крепостного права имел более высокий социальный статус, нежели обычный крестьянин: теоретически он мог даже выслужиться до офицера (то есть получить личное и даже потомственное дворянство), а после демобилизации становился лично свободным и имел право выбирать себе место жительства. Дальнейшие проблемы русской армии в начале XX века были связаны в первую очередь с обострением противоречий между сословной структурой общества и принципом комплектования армии на основе всеобщей воинской повинности, а также с постепенной деградацией офицерского корпуса, продолжавшего формироваться в основном по сословному принципу. (Прим. ред.)
323
В данном случае автор подменяет оценку социально-правового статуса и бытового положения солдат эмпирической оценкой степени политического контроля за ними. В довоенной Красной Армии, особенно пока воинская повинность была не всеобщей, а являлась классовой привилегией, социальный статус командира не слишком отличался от статуса бойца. Во время войны офицер (командир) действительно имел ряд определенных бытовых привилегий – но они компенсировались гораздо большей ответственностью, которую он нес за свои действия. За многие провинности (либо то, что считалось провинностями), за которые мог быть наказан командир, красноармеец наказания не нес. В дореволюционной армии все было наоборот: статус офицера, являясь отражением сословного статуса, позволял рассчитывать на снисхождение со стороны закона либо норм, определяющих порядок прохождения службы. Например, офицер имел право безнаказанно избивать солдат, в разгар войны он мог получить долговременный отпуск или вообще быть комиссован по медицинским показаниям, не распространявшимся на нижних чинов. (Прим. ред.)
324
Заметим, что истина никак не может лежать посредине между двумя пропагандистскими мифами – даже если она равноудалена от них. (Прим. ред.)
325
Следует отметить, что генералы, летчики и танкисты составляют лишь незначительную часть личного состава любой армии. (Прим. ред.)
326
Написано по-русски.
327
В указанном по ссылке издании приказ номера не имеет. (Прим. ред.)
328
Так в оригинале.