Восставшие из рая
Шрифт:
Вот вам два человека — я и Пупырь, или этот чернявый Стэнч из каких-то Бяков. Вроде бы похожи мы, и руки две, и ноги две, и голова одна… а поставь нас на место друг друга — еще похлеще бессмыслица выходит. И только мертвый не заметит, что чужое наглое слово самозванно затесалось в привычно-ритуализованную последовательность букв, знаков, слов, фраз, жизни…
Ритуал Бытия, так сказать… вот ты какая, жизнь загробная!..
Впервые моя нахрапистая идея проникнуть в Книжный Ларь показалась мне безнадежной. Если в обыденности разнообразной я еще
Ни единого.
Словно я хотел избавиться от своей тени при ярком солнце.
И тут я увидел ее. Ту самую хрупкую девчушку-подростка, которая усердно возглашала Предобеденную Фразу третьей… или четвертой после усатого тамады.
Как же ее звали?.. черт, не помню…
Видимо, она уже довольно долго вертелась вокруг меня, старательно изображая безразличие — губки поджаты, тонкие ручки заняты легкой плетеной корзинкой, и глаза наивно хлопают неправдоподобно длинными ресницами, поглядывая то на меня, то куда-то в сторону.
Менора! Ее зовут Менора!.. Ухова.
Или Ахова.
Я поманил ее пальцем. Девочка подумала и медленно направилась ко мне, забросив корзинку на плечо и теребя подол клетчатого платья.
Пока она шла, я все думал — что же я скажу ей?
А потом она подошла и остановилась, скромно потупив глазки.
Она подошла — и я придумал.
— Беру на себя, — негромко, но отчетливо произнес я.
— Что?! — изумилась она.
— Все. Все беру на себя. Ты ведь что-то хотела сказать мне? Говори, не бойся…
— Вы ведь не обедали, — тихо сказала девочка Менора. — Из города никого нет, и вы выпали из своей Фразы… а эти… они…
Она подумала и поправилась:
— А мы вас и не позвали даже. Там за большой сосной — видите? — кухня для Выпавших из Фразы. Тем более что вы наверняка Хозяин Слова или даже Господин Фразы… Подойдите и вас покормят.
— Хорошо, — улыбнулся я, и она робко улыбнулась в ответ. — Спасибо тебе. Я смотрю, ты здесь не в первый раз?
— В первый, — она снова глядела в землю, и краска бросилась ей в лицо. — А про кухню мне папа рассказал. Вообще-то я…
Я ждал. И дождался.
— Вообще-то я — половинка. У меня мама была Пришедшей из-за Переплета. Вы… выползнем. (Слово это далось ей с огромным трудом.) Сгубили ее, в прошлом году еще… деревом в лесу привалило, а папа говорит, что наверняка Боди вмешались. Папа ведь один не побоялся на Чужой жениться… теперь вот меня в Книжный Ларь привез — пусть все видят: Ахова дочка приняла Закон Переплета.
— Тяжело? — участливо спросил я.
— Тяжело… жить тяжело. Им все просто, они с рождения в Переплете, а я что ни сделаю — все Поступок. Раз — Поступок, два — Поступок, а судьба не дремлет… то ногу сломаю, то дом загорелся, а папа на промысле… или телок годовалый в воду свалился, а там бочаги… Из-за меня. От Переплета не укроешься, не уговоришь…
Она внезапно повернулась и унеслась прочь, оскользаясь на размокшей земле, а я стоял, как вкопанный,
«Они одного возраста, — думал я, — Талька и эта Менора… Господи, что это за Переплет такой, где за каждый Поступок — по морде? Ведь такую чушь Поступком зовут, что мимо пройдешь — не заметишь! Конечно, если все по ритуалу делать — жрать, спать, совокупляться, дохнуть… шаг влево, шаг вправо рассматривается как побег… рассматривается — кем?..»
И тогда я снова запутался в паутине. Она облепила меня со всех сторон, клейкими нитями опутав руки, ноги, мозг; я слабо ворочался в ней — бездумно, бессмысленно — а от движений моих по нитям, как по струнам, бежал легкий трепет, и вдалеке равнодушно-сытым пауком ждал таинственный Переплет… Он отражал дрожь, рожденную мной, и она возвращалась ко мне — результат моих трепыханий, моих Поступков, моих…
Возвращалась, становясь судьбой.
А когда мне показалось, что я начинаю что-то понимать — мир вновь стал прежним, и паломники дружно убирали со столов, двигаясь в накатанном ритме ритуально-привычных действий.
Я сунул руку в карман. Болботун молча укусил меня за палец.
— Все, друг запечный, — бросил я, глядя прямо перед собой и видя растекающийся туманом Переплет. — Хватит мудрствовать. Жрать пошли.
И мы пошли искать кухню Выпавших из Фразы.
Проходя мимо Меноры, помогающей тому самому мужчине, чей взгляд выдавал в нем охотника, я уловил странный обрывок их разговора.
— …не врешь, девка? А ну, повтори!
— На себя берет, сказал!..
— Что? Что берет?!
— Все берет, сказал… все берет, и все на себя…
— Добра мне полные руки! — потрясенно сказал охотник.
И замолчал.
18
Почтительность без ритуала — самоистязание. Осторожность без ритуала — трусость. Храбрость без ритуала — безрассудство. Прямодушие без ритуала — грубость.
…таких горемык, как я — в смысле Выпавших из Фразы по причине несвоевременного паломничества — оказалось еще трое. И мы основательно подчистили запасы отведенной для нас кухни. Весьма основательно, потому что запечник в моем кармане лопал за четверых, а я все просил добавки и удивлялся про себя — куда ж это в Болботуна столько лезет?! Не иначе как вредность его энергоемка до чрезвычайности…
Во время запоздалого обеда я неустанно поглядывал на своего соседа — хлипкого старикана (Хозяина Слова Крюхца) с носом невообразимо длинным и невообразимо синим — и старался повторять все его действия.
Даже жевал, как он. На левую сторону. Так сказать, на всякий случай.
И ничего — обошлось без приключений. Даже вкусно обошлось. С мясом и картошкой.
Пару раз неподалеку мелькали уже знакомые мне белые рясы, неестественно чистые в окружающей слякоти. На них осторожно косились, так что я не был исключением.