Восставшие миры. Зима мира. Сломанный меч [Авт. сборник]
Шрифт:
— Женщина, у тебя есть друг. Стой спокойно, слушай молча.
Если бы баромьянец понял его и поинтересовался, откуда он это знает, Джоссерек объяснил бы, что он научился этой песне у собутыльника в таверне, с которым когда-то имел торговые дела. Он присовокупил еще несколько строк, чтобы все это походило на банальную любовную песенку. Но офицер, скользнув
Пальцы Донии впились в поручни, но взгляд, которым она окинула бродягу, был равнодушен. Он продолжал петь:
— Вы помните меня, я из Глиммерватер. Мы с вами были вместе в тот день, когда они вас схватили. Вы можете со мной встретиться?
Она едва заметно кивнула головой.
— В передней части этого корабля, внизу, есть кладовка.
— Он знал, что в ее языке нет слова, обозначающего форпик. Он подмигнул ей. — На носу корабля, куда я могу незаметно пробраться низом, есть ванная комната для людей вашего класса. Можете вы зайти туда незаметно? — снова кивок головы. — За ванной комнатой есть лестница, ведущая вниз, мимо закутка, куда складывают канаты, этот отсек я и имею в виду. Там можно безопасно встречаться. Я работаю у котла, но после вахты я бываю свободен. — Он назвал часы, и едва не сбился, услышав удары гонга, зовущего к ужину.
— Какие из них вам подходят? — Он повторил, чтобы удостовериться, что она не перепутает. Она сделала знак, что ее устраивает сегодняшний вечер. — Отлично! Если вы или я не сможем прийти сегодня, то попробуем завтра, идет? Всего доброго.
Он отправился на ужин, поскольку пренебрегающий ужином кочегар мог вызвать подозрения. Он безразлично проглотил успевшую надоесть кислую капусту с куском говядины. Хотя следовало сделать вид, будто он, как обычно в полдень, спит, Джоссерек выскочил из гамака и пронесся мимо остолбеневшей второй вахты в гальюн.
Армия разбила лагерь, и флотилия тоже остановилась. Лучи заходящего солнца пробивались сквозь вентиляционную решетку, когда Джоссерек поспешил к выходу. Запах дегтя, исходящий из якорного рундука, привел его на место. Он шел, не боясь, что его увидят. Любой офицер мог послать кочегара в носовую кладовку за чем-нибудь. Кроме того, вероятность, что сюда в это время сунется кто-нибудь, была невелика. И все-таки, сердце Джоссерека стучало, пока он сидел в темноте и ждал. Когда появилась Дония, он выскочил из укрытия, схватил за руку и увлек за кучу корзин.
— Ах, медведь! — Хотя она казалась бледной тенью прежней Донии, но руки ощущали тепло и упругость ее тела, а губы тосковали по ее губам. Ему показалось, что он чувствует слезы, но не мог разобрать, чьи они.
Наконец она отстранилась и прошептала:
— Мы не должны оставаться здесь долго.
— Как вы? — спросил он.
— Я… — остального в ее фразе он не понял и сказал ей об этом.
— Тогда давайте говорить на арванетском, — согласилась она уже спокойнее. — Я уже неплохо на нем говорю. Мы с Сидиром практиковались в арванетском, когда я не обучала его языку Рогавики. У него на это было мало времени. А вы неплохо им владеете. Где вы ему научились?
— Сначала поговорим о вас, — настаивал
— Хорошо, благодаря Сидиру. Он никогда не угрожал мне и не прибегал к принуждению. Он дает мне свободу, какую может, создает мне всяческие удобства. При каждой возможности он рядом. Он — хороший любовник, мне нравится. Жаль, что скоро я возненавижу его.
— Почему вы остались? Разве вы не могли ускользнуть?
— Могла. Проще всего с наступлением темноты спрыгнуть за борт и плыть к берегу. Едва ли кто-нибудь из баромьянцев или рагидьянцев умеет хорошо плавать. Но я хочу побольше узнать о его планах и силах. Я уже многое узнала и узнаю по сей день. Думаю, нам это здорово поможет. — Ее ногти впились ему в руку. — Ваша очередь! Вы ведь разведчик из Киллимарейча? Разве нет? Разве не поэтому вы освоили кое-что из языка Рогавики?
— Верно. Три — четыре года назад, еще до нападения на Арванет, мы были уверены, что Империя полезет на север. И это наступление вверх по Югулару действительно началось. Понимаете, у нас были шпионы в Рагиде. Моя служба наняла инструктора по языку, человека из Гильдии Металлистов. Он провел среди северян почти всю жизнь, торгуя и путешествуя.
Джоссерек пренебрег лингвистическим и антропологическим анализом, а также приемами, которые помогли бы быстро и уверенно пользоваться этим анализом. Может быть позже, когда они оба будут в безопасности.
Кроме того, трудно этим заниматься, когда эта женщина, такая живая и теплая, стоит вплотную и дышит ему в лицо.
Важно было выяснить, насколько можно доверять познаниям того агента. В основе толкования каждой идиомы языка Роговики, каждой лингвистической конструкции, лежали предположения. Разные способы доказательств, хотя их было не так уж много, показывали, что предположения эти далеко не всегда были верны, а некоторые и вовсе ошибочны. Дело было в том, что торговец учил Джоссерека смешанному языку, беглому и грамматически правильному, но все-таки упрощенному, в котором опускалась значительная часть основных понятий.
Он уподобился туземцу с отсталого острова, который мельком видел корабли Киллимарейча, двигатели, хронометры, секстанты, подзорные трубы, компасы, орудия, но для всех сложных механизмов у него было только одно название… скажем, «ветряк», и он сроду не слыхивал о механике, термодинамике, химии, уж не говоря о свободной рыночной экономике или эволюции живых организмов на протяжении геологического периода.
Джоссерек не мог даже догадываться, насколько чужой она может оказаться ему.
— Какое у вас задание? — спросила она.
— Наблюдать за всем вокруг, — ответил Джоссерек. — Особенно за вашими людьми. Нас интересует, сможете ли вы объединиться против Империи. Не то, чтобы ее экспансия впрямую угрожала морскому народу. Мы не хотим войны. Но если мы каким-нибудь образом… если я могу помочь вам, — он прижал ее к себе. — Я сделал бы все, что от меня зависит.
— Как вы попали на борт?
— Через Казиру. Когда в дом ворвались люди Империи, его там уже не было.
— Да. Я знаю. Но за вами обоими охотятся. Он наверняка прятался, когда ты нашел его.