Восставшие миры. Зима мира. Сломанный меч [Авт. сборник]
Шрифт:
«Значит, здравого смысла у рогавикьянцев больше, чем у кого бы то ни было», — пошутил он, и тогда ему вспомнилась и ее внезапная ярость, и многое другое.
— Но многих не устраивает жизнь дома, — продолжала Крона. — Они образуют товарищества или вступают в них, чтобы ставить капканы или торговать. Они селятся на стоянках, где чувствуют пульс всей северной земли, скитаются за границей, пробуют себя в различных занятиях. Многие, по слухам, возвращаются богатыми. Некоторые становятся бродячими художниками, ремесленниками, изобретателями, учеными, они обучают книжной премудрости, собирают новые знания о природе. Другие ищут знания вне природы, такие становятся Проводниками.
Слушая ее,
— Я пытаюсь понять нечеловеческую природу, — сказала она. — Поэтому сама я должна избавиться от человеческого образа и превратиться в камень, звезду, реку или ледник.
День был безоблачный, солнечный, но прохладный из-за северного ветра. Местность снова стала безлесной. Деревья исчезли, зато появились пруды и речушки, разбросанные на большом расстоянии друг от друга. Трава превратилась в сухие бурые клочья. Гуще стали серо-зеленые заросли вереска, который цеплялся за стремена и хлестал по коленям лошадей. Кое-где попадались кусты бузины. Зайцы выскакивали из-под копыт, вспархивали вороны и куропатки, но крупных диких животных нигде не было видно.
«Эта земля бедна, почва здесь песчаная, вода не задерживается, дожди летом — редкость. Не задерживайтесь там, быстрее пробирайтесь к более плодородным землям», — советовали им фераньянцы. Интересно, что думает Крона об этом пустынном крае?
— Похоже, что люди вроде тебя находятся в постоянном движении, — заметил Джоссерек. — Вы везде желанные гости, ибо утешаете попавших в беду и помогаете воспитывать молодых.
— Мы живем ради того, чтобы узнать как можно больше, — ответила она. — А это требует единства разума и тела. Но это единство отличается от единства лошади и седока — тело и разум неотделимы друг от друга. Это единство сродни единству птицы и полета. Оно дается нелегко, чтобы достичь его, необходимы подвижничество и аскетизм. А подвижничество и аскетизм сами по себе способны создать барьер между разумом и телом. Птица должна парить и скользить, взлетать и падать. Связи с народом и даже семейные узы тоже могут оказаться обузой на этом нелегком пути. Наша цель состоит в том, чтобы добиться самоконтроля более полного, чем тот, которого люди добиваются в обыденной жизни. Если я умею контролировать себя, как я могу не поделиться этим умением с теми, кто в нем нуждается, кто оказал мне гостеприимство? Но контроль над собой — не самоцель. Это просто первый шаг на пути к постижению истины.
— Мне приходилось встречать аскетов, которые стремились к тому же, — заметил Джоссерек. — Некоторые считают, что достигнут цели, если будут угодны Богу, который является источником всего сущего. Считается, что Бог в одной из своих ипостасей — тоже человек. Другие надеются слиться со всем сущим. По-моему, их вера близка к твоей.
Сказав это, он тут же задумался, насколько слово «вера» подходит для того, что он имеет в виду. Может быть, следовало сказать «отношение к жизни» или «видение мира»? Дония говорила ему, что семьи соблюдают собственные ритуалы, но ей были известны только ритуалы ее семьи, да и те она не захотела обсуждать. Ясно, что у жителей Рогавики отсутствовали какие-либо
Крона посмотрела на него долгим взглядом голубых глаз.
— Нет, — объявила она. — Если я тебя правильно поняла. Я слышала об идеях, о которых ты сейчас упомянул, но они мне непонятны. Несомненно, реальность — это…
Забывшись, она употребляла непонятные ему слова. Потом, заметив, что он не понимает, попыталась объяснить доходчивее, но добилась не многого. Понятия, которыми она оперировала, были для него слишком непривычны. У него создалось впечатление, что с ее точки зрения, бытие стремилось к стиранию граней между предметом познания и познающим. Познание не являлось стремлением «я» к какому-то определенному пределу, а представляло собой рост познающего… или, если выразиться более метафорично, поглощение чего бы то ни было знанием. В то же время, самое «я» не являлось монадой. Оно было динамично связано с постоянно изменяющейся Вселенной, и в то же время ни в коей мере не было бессмертным. Крона не делала различия между знанием, открытием, интуицией, логикой и эмоциями. Они были равноценны и равнозначны с точки зрения понимания и совершенствования.
Он наконец признал со вздохом:
— Опираясь на свой жизненный опыт я, кажется, с трудом, но могу понять, на что ты намекаешь. Я научился смотреть на все не просто как на пустые слова, а как на осмысленное описание Космоса и на способ существования в нем. А может, и нет. Все больше и больше я задумываюсь над тем, смогу ли я — или какой-нибудь другой чужестранец — понять ваш народ.
— Что ж, — улыбнулась она, — вы тоже загадка для нас. Давайте попробуем получить от всего этого удовольствие.
Некоторое время они ехали молча, как старые друзья. Потом вернулась Дония. Она галопом скакала по гребню холма прямо к ним. Ее вьючная лошадь немного приотстала. Ветер доносил запах пота. Глаза Донии горели зеленым огнем на застывшем бледном лице.
«Что-то случилось», — подумал Джоссерек. По коже пробежал мороз. Крона оставалась безразличной.
— Там бродяги! — выкрикнула Дония. — Их с дюжину или больше! Похоже, они увидели меня раньше, чем я их. Когда я их заметила, они уже неслись ко мне.
Крона посмотрела по сторонам. Взгляд ее скользил по пустынной местности.
— Нам даже негде укрыться, — сказала она. — Мы у них в руках.
— Скорее я воткну в себя нож, чем сдамся им! Попробуем взять на север. Уже недалеко территория Зелевея. Мы поищем помощи там или, хотя бы доскачем до вспаханной земли — на пахоте им труднее будет преследовать нас. Это лучше, чем петлять по фераньянской пустоши. — Дония расхохоталась. — Если уж нам удается обгонять диких кошек, то нам удастся отделаться и от этих бандюг. Их кони тощие и заморенные, но у каждого по три-четыре запасных. Вперед!
Она пустила лошадь быстрой рысью. Животные выдерживали большие перегоны, если менять аллюр. Сейчас им предстоял путь в несколько миль. Джоссерек скакал рядом с Донией. Перекрикивая свист ветра, грохот копыт, храп лошадей, он спросил ее:
— Чем эти бродяги опасны?
— Они из тех, кто не может ужиться со своим народом и начинает за ним охотиться, — мрачно ответила Дония. — Они прячутся на заброшенных пустошах, устраивают засады, нападают на путников. Нас преследуют женщины. И горе тому, кто попадется им в лапы. — Она прикусила губу. — Однажды мы нашли девочку, которую они поймали. Перед смертью она рассказала о том, что с ней делали. Мы собрали отряд и хотели покончить с ними, но они рассыпались по равнине, и нам удалось поймать только троих. Мы приколотили их гвоздями к деревьям и так оставили. Может быть, поэтому они больше не совались в Гервар.