Восточная Пруссия глазами советских переселенцев
Шрифт:
(ЦГА РСФСР), Российского государственного архива кинофотодокументов,
областных архивов в городах Вятке (ГАКирО), Пензе (ГАПО) и Самаре (ГАКуйбО).
5
Глава 1. ДОРОГАМИ ВОИНЫ
«Оккупация — это страшное дело!» В германском плену. Одна судьба.
В конце войны
Такая мысль может показаться странной,
началась не в 1945 году, когда в Кенигсберг вступила Красная Армия, и не в сорок
шестом, когда эта земля получила другое имя и других хозяев. История нашей
области началась вместе с рождением ее новых жителей, началась за тысячи
километров от берегов Преголи. История любой земли — это прежде всего
история народа, населяющего ее.
Составленная нами программа интервьюирования была посвящена истории
заселения Калининградской области. О жизни людей до переезда сюда
предполагалось записать только самые краткие сведения. Но получилось иначе.
Наши собеседники стали вспоминать всю свою жизнь: гражданскую войну,
двадцатые годы, период НЭПа, коллективизацию, голод, тридцать седьмой год и,
конечно, Великую Отечественную. Мы понимали: люди хотят выговориться, и не
жалели времени на «посторонние сюжеты». Нередко эти рассказы о довоенной
жизни становились главной темой интервью. Наверное, они могли бы послужить
основой для отдельной книги. Однако на сей раз ограничимся только несколькими
свидетельствами военного времени. Без них невозможно понять настроение и
чувства советских людей, приехавших после 1945 года заселять и осваивать
бывшую Восточную Пруссию.
«Оккупация — это страшное дело!»
Едва ли не половина переселенцев в Калининградскую область выехала из
районов, бывших под фашистской оккупацией. Для них знакомство с немецким
народом началось с солдат в форме вермахта. Вспоминает Мария Степановна
Басюк, которой тогда было 16 лет:
— Когда война началась, мама в отпуску была. Мы жили у бабушки в
деревне. В октябре немцы пришли. Когда немцы оборону на Десне прорвали,
мама пришла и говорит: «Надо эвакуироваться». Мы отъехали километров
тридцать, и тут немцы. Там их разведка, что ли. На танкетках подъехали. А с
нами учитель был, тоже коммунист, Сергей Андреевич. Его немцы повесили.
Прямо у нас на глазах. Это вот я первый раз увидела, как немцы шли, и первую
смерть увидела. Потом мы домой вернулись. А там все разбито, ульи разорены.
Бабушку немцы избили, она через несколько дней умерла. У нас на чердаке книги
лежали
И избили ее сильно. А в феврале сорок второго года маму расстреляли. У меня
день рождения был. А утром прямо мама глядит в окно: «Ой, немцы сюда идут!»
В дом зашли и прямо маме говорят: «Хальт! Хальт! Собирайся. Коммунист —
капут!» И всех нас вывели, и маму прямо у речки расстреляли. И не разрешили
хоронить. Мама целую неделю лежала на снегу. Потом уже пришли партизаны,
гроб сбили и повезли хоронить. Так немцы их стали обстреливать. Так мы не
успели маму закопать. Гроб в могилу опустили, а закопать не успели. Потом уже
партизаны к нам пришли, сказали, что, мол, закопали они нашу маму. А летом
этого же года партизаны забрали нас всех, все село в лес. А село наше немцы
сожгли.
— А отец ваш где был?
А отца забрали на фронт. У нас за старшую сестра Шура была. А так нас
четыре сестры было. Еще Нина была и младшая Оля. Ей всего два годика было.
Она маму и не помнит. А потом каратели нас окружили и снова в село погнали. А
весной сорок третьего года погнали нас в лагерь, в Починский район. Сколько
6
народу в дороге поумирало! Нас ведь и не кормили почти. Люди пухнуть стали.
Дочка у Шуры, Валя, у нее вот ручки вот такие были, давнёшь пальцем, и прямо
ямки остаются. А если кто в дороге падал или даже споткнется, немец подойдет и
с автомата убивал. А кто там остался, дочка или мать, дальше погнали. Прибыли
мы на станцию Почин, поселили в школу. Жители тут стали собирать нам
продукты, по буханке хлеба, по двадцать штук яиц на семью. Кто сколько может. А
потом стали приезжать полицаи, отбирать себе людей для работы. Мы попали в
деревню Поповка. Нину взяли детей нянчить, а нас с Шурой на работу. Там
картошку сажать, потом жать. Правда кормили, а когда сжали, то еще и хлебом
платили. А в октябре сорок третьего пришли наши.
Это происходило на Брянщине. А вот рассказ о событиях в Белоруссии:
— Немцы у нас не жили. Но когда приезжали, надо было им хлеб отдавать.
Мы его закапывали. Осенью делали ящики такие и закапывали. В общем,
прятали. Если увидят — отбирали. Вот так и пробежали три года. Ночью дома,
днем в лесу. Только старые и малые оставались. Вот у матери была девочка
маленькая, сестра моя, ей был месяц всего, она не бегала. Дома оставалась.
Дом охраняла (смеется). И вот в сорок втором, что ли, их собрали всех, кто не
успел убежать, собрали всех в церкви, заперли, по домам проверили, кто есть, и