Восточный кордон
Шрифт:
К приюту Прохладному, потеряв след зверя, заметённого позёмкой, проводник с великим трудом поднялся лишь через сутки.
За сутки произошло одно драматическое событие.
Ростислав Андреевич Котенко поехал по следу второго зубра.
Миновав редкий буковый лес на склоне горы, зверь вышел к открытым лугам субальпики и тоже, как и первый зубр, нерешительно стал топтаться перед глубокими снегами. Но, видно, характером он обладал более смелым и, преодолев первую растерянность, пошёл дальше. Местами зубр, как ледокол в море, грудью раздвигал сугробы, по-прежнему направляясь точно на юго-запад. Его след походил на канаву, сделанную тракторным угольником.
Котенко неторопливо шёл за ним, ведя лошадь под уздцы. Местность в этом районе изламывалась, плато пересекалось глубокими ущельями, горы приобретали угловатость и остроту. Двигаться становилось все трудней, и, хотя приют находился отсюда совсем недалеко, он забеспокоился. А тут ещё налетел порывистый ветер, снег начал двигаться.
Когда Ростислав Андреевич принял решение вернуться, чтобы продолжить свои наблюдения завтра, он вдруг увидел лыжный след. Это было так неожиданно, что зоолог схватился за карабин. След выглядел не позже, чем вчерашним, а может быть, прошли и этой ночью. По отпечаткам палок зоолог насчитал четверых. Кто такие? Забыв о зубре и о приюте, Котенко тронулся по загадочному следу. Ещё на первом километре пути он убедился, что шли неопытные или очень уставшие люди. Лыжники петляли, трудно было понять, куда они идут. Часто садились, прислонясь спиной к камням. Значит, устали. Потом он отыскал сломанную палку и бинт в крови. Стало ясно, что люди эти, кто бы они ни были, нуждаются в помощи.
Темнело. Видимость резко уменьшилась ещё и потому, что началась позёмка. Но Котенко, уже не раздумывая, шёл и шёл по следу, лошадь плелась за ним, натягивала повод, а когда он вошёл в ущелье, крутые стены которого опасно нависали, конь всхрапнул и, норовисто тряхнув головой, вырвал повод из рук зоолога.
— Стой! Тпрр-у! — крикнул Котенко, но лошадь вдруг обрела резвость и понеслась вон из ущелья.
Ростислав Андреевич, поглощённый новой заботой, сделал несколько шагов за лошадью и остановился. Что делать? Он знал: обученный конь далеко не уйдёт, но как-то совсем не задумался, почему он вырвался, что за опасность почуял. А задуматься ему следовало, осторожность ещё никогда и никому не мешала в горах.
Приходилось возвращаться. Поглядев вдоль ущелья, куда уходил след таинственных лыжников, зоолог обратил внимание на поворот и, чтобы заглянуть за него, прежде чем уйти, стал подыматься на более пологий откос вправо. Ничего он не увидел за поворотом, все то же пустое и мрачное ущелье, но пятьдесят или шестьдесят метров, которые Ростислав Андреевич сделал, поднявшись над дном ущелья, оказались для дальнейших событий решающими.
Прежде чем уйти, Котенко решил выстрелить. Вдруг эти неизвестные близко? Они услышат его и вернутся.
Он снял карабин, загнал патрон. Это было совсем уж безрассудно. Что стоило глянуть наверх, на противоположную стену ущелья — подозрительно голую, слизанную, увенчанную огромным снежным карнизом! Но Котенко забыл об осторожности и выстрелил.
Дрогнул воздух, а вслед за выстрелом…
Если снять движение лавины на киноплёнку, а потом медленно пропустить её на экране, то картина будет выглядеть примерно так.
На полукилометровой высоте, где сливается с небом чисто-белый снег, вдруг возникает чёрная линия отрыва, она быстро расширяется и сползает вниз. Чуть ниже линии отрыва снег выпучивается горбом, и кажется, что ползёт он очень медленно, а между тем воздух уже дрожит, и тяжёлый, приглушённый гул несётся сверху, обгоняя лавину. Внезапно движение ускоряется.
Котенко не увидел движения снежных масс. Он не услышал и грозного гула, и взрывного удара. Сдавленный, спрессованный воздух толкнул его в грудь с такой силой, что зоолога подняло над землёй и отбросило ещё метров на тридцать выше по склону.
Зоолог потерял сознание. Снежная масса не дошла до него. Иначе она убила бы Ростислава Андреевича на месте. Но туча снежной пыли, поднявшись от границы падения лавины, все же накрыла и засыпала его. И там, где он упал, вдавившись в податливый снег, получилось ровное место, белое и лёгкое, как саван.
Грохот прокатился, вызвал сопутствующие обвалы, а потом все утихло. Только курилась, как над кратером вулкана, снежная пыль, относимая ветром, да по крутому склону пролегла свежая, чёрная рана — след обвала, унёсшего за собой все выступы камня, всю растительность.
И слабый звук выстрела, и громкий грохот лавины не услышала ни одна живая душа. До приюта докатилось только гулкое эхо.
Волчица, недовольная действиями своего овчара, голодная и злая, опередила Самура и побежала перед ним, показав этим самым, что не намерена больше ждать, пока его светлость соизволит отыскать дичь и накормить её, а желает действовать сама.
Самур не огрызнулся, он равнодушно уступил ей лидерство, тем более что бежала она в том же направлении, куда он и хотел, — выше в горы, где можно поохотиться за турами и отбить какого-нибудь ослабевшего козла, которого мать-природа уже приговорила к смерти.
Они бежали довольно долго, подминая пространство и мечтая о еде. Когда Монашка с ходу перепрыгнула густой куст шиповника, у неё буквально из-под ног вылетел ошалелый сонный тетерев. Молниеносный прыжок — и в стороны полетели чёрные перья, а растерзанная птица забилась в пасти волчицы.
Монашка съела всего тетерева, она рычала и не подпускала Шестипалого, хотя он и делал робкие попытки вытащить у неё из-под лап хотя бы крылышко. Лишь увидев, как Самур покорно улёгся вблизи и какими скорбными глазами смотрел по сторонам, волчица немного подобрела и отошла от места трапезы, оставив ему ровно столько пищи, чтобы разжечь аппетит.
Когда Самур добрал остатки, они сделали ещё один бросок наверх. Затем последовала длительная стойка Монашки, во время которой она очень тщательно вынюхивала воздух, донёсший издалека слабый, протяжный гул. Волчица резко изменила направление и повела Самура на этот знакомый, обнадёживающий звук. В горах упала лавина. Там можно найти поживу.
Они были первыми, кто появился в узком ущелье на месте падения лавины.
Монашка шустро пробежала по границе хаотически наваленного снега. Её шуба покрылась снежной пылью, нос то и дело склонялся к самой земле. И Самур, перенявший опыт у волчицы, тоже бегал вдоль и поперёк упавших снежных громад, надеясь, что ему повезёт.
Монашка сделала сложный пируэт — похоже, что наткнулась на что-то ужасающее. Она зарычала и попятилась, все её оживление исчезло в одну минуту, волчица изготовилась бежать прочь от опасного места. Нос уловил запах человека.