Восточный кордон
Шрифт:
— Правее берите, ваша машина там стоит! — крикнул ему в спину Молчанов. Он ненавидел этого человека. Он чувствовал в нем врага. И если бы имел он прямые улики — не ушёл бы так просто Матушенко.
Через три минуты за кустами взревел мотор. Егор Иванович вышел на дорогу. «Волга» была уже далеко. Ему показалось, что сидящий справа от шофёра Матушенко, изогнувшись, смотрел назад.
Страшными глазами смотрел ветеринар…
Когда Михаил Циба с двумя бутылками в карманах примчался в лесной овражек, у ручья никого не было. Только свежий след машины. Угорели они, что ли?
Но
И он, насвистывая весёленькую мелодию, отправился домой.
Смотри какой денёк!
Глава одиннадцатая
ТРАГЕДИЯ САМУРА И МОНАШКИ
Желтополянская школа на южном краю России. Но все в ней — как и в других русских школах.
Когда закончился учебный год, в школе устроили торжественный вечер. Выпускникам вручили аттестаты зрелости, сказали хорошие слова напутствия, директриса пожала вчерашним десятиклассникам руку, а малыши, красные от счастья и волнения, преподнесли по букету цветов. Все вышли на улицу, долго усаживались на ступеньках, фотографировались. Кто-то из девчонок даже поплакал.
Потом смотрели концерт и сами участвовали в нем, потом сидели за столами вместе с учителями и родителями, пили чай, фруктовую воду, ели пирожные, апельсины и снова пели песни и, конечно, танцевали под красивую, сладко-щемящую музыку школьного вальса; у девчонок опять влажнели глаза, а ребята говорили и смеялись нарочно громко, чтобы не выдать своего волнения. Так всю ночь, и это была первая в их жизни ночь, когда родители не сказали мальчикам и девочкам, что пора домой, а они — теперь уже юноши и девушки, — возбуждённые и усталые, грустные и счастливые, с первым проблеском света вышли на тихую и сонную улицу посёлка, взялись под руки и с песней, которая была самой любимой у выпускников — с «Бригантиной», — пошли сперва вниз, к центру, потом свернули влево через весь посёлок и всё пели и пели, дурачились, кричали, но никто, даже самые сварливые, не вышел из дома и не отругал, хотя, в общем-то, выпускники перебудили весь посёлок. Ведь для них это — как день рождения.
Солнце ещё не взошло, только розовое небо полыхало за Главным хребтом, отчётливо видным из Поляны, а они уже поднялись по дороге на турбазу и остановились высоко-высоко над сонным посёлком. Вдруг сгрудились, притихли, а когда из-за высоких гор выкатилось раскалённое добела солнышко, все разом закричали, захлопали, запрыгали, и хор молодых голосов покатился с горы на гору, раскалываясь и звеня, пока не утих где-то в ущельях дымной от туманов Пятиглавой.
Возбуждение постепенно улеглось. Постояли ещё, поглядели на свои горы и пошли назад. Почему-то стало очень грустно.
Саша Молчанов и Таня Никитина отстали. Они шли взявшись за руки и не испытывали от этого смущения. Таня что-то мурлыкала, Саша свёл брови и задумался.
— Ты чего? — спросила вдруг Таня.
— Знаешь, я, наверное, тоже в Ростов подамся.
— Ты
Он не ответил почему. Разве это нужно объяснять? Если Таня выбрала географический факультет в Ростове, то почему он не может учиться там же на биологическом?
— А потом? — спросила она, молчаливо благословляя его новое решение.
— До этого «потом» самое маленькое пять лет. Сколько перемен!..
— И все-таки надо загадывать.
— Ты загадала?
— Вернусь сюда, на Кавказ.
— Я, между прочим, тоже.
— А вдруг не сдадим, Саша? — Она остановилась, поражённая таким предположением.
— Тогда работать. И по второму заходу. — Он сказал это весело, не задумываясь, потому что надеялся: сдадут. И у него, и у Тани в аттестате пятёрки и четвёрки.
— А что Борис Васильевич?
— Он вообще советует не торопиться, поработать год-другой и проверить, так ли уж крепка любовь к избранной профессии. Но это же Борис Васильевич!
— Боюсь, что через год или два сдавать экзамен станет ещё труднее. Мы половину забудем. Особенно точные науки. Правда?
Саша засмеялся. Девчоночьи разговоры. Физика и математика всегда для них страшноваты. Но ведь теперь страхи позади, у Тани по этим предметам чистые пятёрки. Какие могут быть сомнения!
— Ты поедешь домой? — Она легко перескакивала с одной темы на другую.
— Я не был почти год. — Саша сказал так, словно оправдывался.
— Ну и поезжай. Разве я против?
— А ты где будешь летом?
— Здесь.
Семья Тани жила в Жёлтой Поляне. Саша у них бывал. Отец Тани, Василий Павлович, много лет работал егерем в охотничьем хозяйстве, а в последние годы ушёл на пенсию. Здоровьем он не отличался.
Таня подумала и спросила с надеждой:
— Хочешь к нам приехать?
— А ты как думаешь?
Они глянули друг на друга и засмеялись.
— Только не приеду, а приду. Попрошусь с отцом через перевал. Или один. А скорее всего, поведу туристов. Как-никак права инструктора в кармане. Подзаработаем на ростовскую поездку.
— У меня тоже права, — сказала она, немного хвастаясь. — Могу повести ребят из Поляны. Навстречу твоим.
— И заглянешь в Камышки, да?
Они опять засмеялись и подумали, что между ними летом будет всего лишь один Кавказ. Вверх — вниз. Сущие пустяки.
— Ой, как мы отстали! — спохватилась Таня. — Бежим!
Когда спустились в посёлок, опять все взялись за руки и широкими рядами — человек по восемь — пошли по улице, загородив её. Больше не пели, просто уже не пелось, очень устали, но говорили и смеялись все сразу.
У одного дома двое из группы вышли и помахали руками; ещё по одному отошли у второго, у третьего домика. Матери стояли возле калиток и ждали. Группа таяла на глазах, выпускники расходились, и никто не знал, когда и где они ещё встретятся. Вот осталось семь человек, потом шестеро. Ушла и Таня. Последние пятеро жили в интернате. Они продолжали идти, взявшись за руки. Собрались с силами и в последний раз запели «Бригантину».
Для каждого начиналась новая жизнь. Она была незнакомой и потому немного пугала.