Вот это жизнь!

Леккор Михаил

— Государь почивать изволил, нечего шуметь, всем спать!

Приказ этот, надо сказать, всем окружающим был воспринят охотно. Устали ребята уже пить. Кроватей, правда было мало. И если бы здесь хоть кто-то был трезв, то он бы попросту сказал, что в гостиной не находится ни одной кровати.

Однако это никого сильно не обеспокоило. Опытные воины, а тем более пьяные найдут, где сладко уснуть, был бы желанный приказ командира или даже генерала.

Вскоре все они крепко спали. Это еще Дмитрий увидел, а потом выпитая водка прижала

и его голову к столу и он мирно уснул.

Спали они, надо сказать, недолго. Потом царь Петр Алексеевич соизволил проснуться и сразу же вспомнил, что ему надо.

— Дмитрий! — громко проорал он чуть ли не в ухо, — просыпайся, сын боярский, то есть незабвенный князь Хилков, хватит уже, пьяный дурак, спать!

И вот, кстати, интересно, орал он в ухо Дмитрию, а проснулись все старые собутыльники. Попаданец же продолжил крепко спать.

Царю это не понравилось. Он сердито хлебнул водки из стаканчика Дмитрия, на что тот вдруг проснулся и сказал почти трезвым голосом:

— Государь, это мой стакан и водка тоже моя, себе сам наливай!

На это царь только что-то недовольно провозгласил, но стаканчик взял свой, налил себе из большой бутыли, выпил и велел так же недовольно:

— Пей, сволочь и разговаривай уже, а то все молчишь про алтайское серебро. А мне не просто любопытно, мне надо знать, как российское государство снабжать теперь деньгами?

Петр Алексеевич уже немного отставал от реальности. Дмитрий ведь оставшуюся водку уже выхлебал и, получив царский сигнал, бодро заговорил:

— Ваше царское величество! прибыл я в Алтай прошедшей весной, при чем кое-как. Не грязь засосала, так волки б съели. О-ох, волков там видимо — невидимо, так что, если б давали по денгу за волчью шкуру, то мне руду не надо б искать, так бы озолотился, то есть осеребрился бы!

А руду серебряную я нашел относительно легко, — добавил он уже по делу, видя, как царь в нетерпении собирается пускать руки в действие и именно по нему, — много ее там, тысячи и тысячи пудов. И не простое серебро, а золотистое. Ты теперь, государь будешь получать не только серебро, но и немного золото.

— Много ли золота? — остановил царь Дмитрия, который уже под воздействием водки, по правде говоря, начал просто лить словесную воду. Просто болтая.

Дмитрий протиснулся сквозь алкогольный туман, помолчал, пытаясь найти конкретные цифры. А то ведь соврешь нечаянно, потом не оправдаешься. И палкой отшебушит, и что еще хуже, навсегда от себя уберет. Вот здорово-то будет, Господи!

— Вот ведь мин херц, так примерно, — медленно сказал он, — доли примерно такие — в этой поездке я привез триста с лишним золотистого серебра. Из него больше части чистого серебра, а где-то три четыре части золота. Точнее больше не скажу.

— Золото добудешь ли из золотистого серебра? — спросил в нетерпении Петр, кусая ногти и бросая жадные взгляды.

— Увы, Петр Алексеевич, в России этого делать никто не умеет, —

грустно ответил Дмитрий. Видимо, по пьяному состоянию, его актерское ремесло еще более улучшилось, царь ему поверил, в досаде выругался, но спросить, зачем ему это золотистое серебро, не успел.

— Зато в Европе, я знаю, делают. Только теоретически, но если мастера не найдешь, то попытаюсь.

— Плевать на эти западных мастеров! — в экспрессии махнул рукой в воздухе царь, — если свой человек есть, зачем чужеземца брать? Наврет с три короба, денег возьмет и удерет. Сколько так уже случалось? А нам все придется сначала работать.

«Ого, а Петр Алексеевич-то мудреет, — удивился Дмитрий, — всегда ведь хвалил чужое, европейское, а тут уже и свое, отечественное наперед принял!»

— Сам будешь делать передел металла, — решил он, — а как сделаешь отдельные золото и серебро, так сообщишь мне, только быстро, не затягивай, то война на носу с братом нашим Каролусом шведским.

— Тогда мне азотная кислота нужна еще, — «вспомнил» Дмитрий, — без него совсем никак будет.

— Дадут тебе кислоту и что еще другое, — отмахнулся царь, — благое дело сделаешь!

— Сделаю, государь, ей-ей, поклялся Дмитрий. И тут же намекнул: — мне бы тестя вернуть…

Царь хоть и прилично пьяным был вчера, но все помнил. Улыбнулся:

— Я твою докуку помню. Как только серебро чистое дашь, так сразу его из темницы!

— Благодарствую, мин херц, — Дмитрий постарался сделать на лице сложную мину из удовлетворения и озабоченности, — век тебя, государь, молить Бога буду. Только ведь и тут проблема такая — пока я серебро от золота отделю, а это ведь три с лишни сотни пудов, пока еще создам всякое ремесло, он уже умрет, прости Господи. Темницы-то твои сыры до холодны, в них и молодые-то нередко подыхают, а уж старики и тем более. Пожалей, господин!

И Дмитрий рухнул перед царем на колени. А как ему еще оставалось спасать тестя Александра Никитовича? Прошлыми заслугами хвастаться? Будущими работами хвалиться? А он в это время помирать в тюрьме. Был он уже в одной московской темницы, пусть и не узником, а всего лишь охранником, так за полчаса и промерз, и оголодал и, такое чувство, что даже заболел. А ведь в шубе ходил. Арестанта же специально в рубашке садят, или тюремщики сдирают богатый кафтан, только долго князь не продержится и без него не спасется.

Это ведь с Дмитрием царь милостиво разговаривает (не всегда, правда), а с думным дворянином, или кто он теперь, он даже встречаться не будет. Умри, сгнивай, даже не вспомнит. Мало ли их таких, а царь, между прочим, один в Расее!

— Вот что, — Петр, видимо, тоже подумал о тяжести темницы, но с другой стороны. А будет ли Дмитрий старательно работать, если у него тесть умрет? И соответственно потребовал:

— Я выпущу его из тюрьмы домой, но ты поклянись, что дашь мне серебра и золота из этого золотистого серебра, что привез к Москву с Алтая!