Вот и я, Люба!
Шрифт:
При известии о поступке Катюши у меня аж сердце замирает. Пока привожу себя в некоторый порядок и переодеваюсь, все время думаю о своей старшей дочери.
"Бедная моя девочка уступила свое, лишь бы остальных не трогали, - снова мысленно просыпаюсь свою голову пеплом.
– умница моя, славная моя, поверила этому пауку и его старой паучихе, пошла у обоих на поводу, а у них как всегда, не оказалось ни стыда, ни совести, чтобы сдержать свое обещание…"
Мои размышления останавливает очередной сигнал автомобиля. Выйдя на улицу, вижу Михаила с людьми. Сын представляет нам представителей полиции, экспертизы
На осмотр территории, опрос свидетелей, фотографирование объектов и составление разных протоколов уходит практически целый весь день.
Когда все разъезжаются, понимаю, что сил у меня не осталось ни на что.
– Мам, собирайся, поедем домой, - говорит мне Дима.
– Алёна ужин приготовила, посидим, ещё раз обо всем переговорим.
– Поехали, мам, - вступает в разговор Миша.
– Я сегодня у Димки останусь. У меня завтра встреча в полиции и страховой.
– Нет, ребята, вы езжайте. Я здесь останусь. Мне надо побыть одной. Нужно самой привести мысли в порядок.
– Ты уверена?
– практически одновременно задают вопрос мне сыновья.
– Да, совершенно уверена. Вы ужинайте и отдыхайте. Завтра утром, когда приедете сюда, на свежую голову все и обсудим. Дим, занеси, пожалуйста, мужчине в домик охраны пакет с нашими продуктами. Вдруг человеку есть нечего, - прошу прощаясь с сыновьями.
Проводив детей и переговорив с сотрудником охраны, иду по комплексу. Проверяю помещения, осматриваю кормушки, поилки, посещаю "ясли-сад" для поросят-откормышей и два бокса супоросных маток. В сгоревшие свинарники не захожу, боюсь расплакаться, нет у меня сил ни на какие эмоции.
Во время своего традиционного комиссионного осмотра делаю пометки в блокноте: провести обеззараживание всех помещений, запланировать ремонт в амбулатории и изоляторе карантирования свиней, заказать отгрузку навоза на полигон, закупить дополнительные корма, отобрать сто свиней на мясо и поросят на продажу.
"Да, все же придётся часть поголовья пустить на продажу, - думая, наблюдая за молодняком, почесываю хрюкающие пятачки, - иначе не сдюжить нам с остальным. Надо сказать Диме с Алёной, что всех взрослых маток, тех что уже по-четвертому разу опоросились, будем отправлять под нож…"
Из мыслей моих насущных меня выдергивает звонок, на экране имя "Сима". Несмотря на то, что сегодня ни с кем не хочу разговаривать, матери Степана во внимании отказать не могу. Принимаю вызов.
– Добрый вечер, Сима Иосифович, рада Вас слышать. Как ваше драгоценное здоровье? Как Григорий Аркадьевич?
– Любонька, здравствуй, мы с Гришей только что из новостей узнали об ужасной трагедии с твоими хрюшками. Прими наши соболезнования. Нам очень жаль пятаков твоих, - голосом Раневской басит в трубку Сима.
– Да, милая, свиночек жалко, но для нас главное, что с тобой и детьми твоими все нормально. Любаша, ты не переживай и не убивайся. Все проблемы решаемы, если рядом есть люди, которым ты небезразлична и, которые готовы прийти на помощь. Если нужна помощь, то обращайся. Мы чем можем, обязательно поможем. Да, и скоро Степка вернётся, можешь быть уверена, он, как это говорит молодёжь, все разрулит. И я не шучу, деточка моя!
Глава 28
– Мамочка, у тебя точно все нормально? Ты на самом деле хорошо себя чувствуешь?
– утром за завтраком взволнованно интересуется у меня беременная Алена.
– Мам, нам с Димой реально не нравится твоё состояние. Ты слишком сильно похудела, лицо бледное, подглазины синие, взгляд поникший.
Смотрю на Аленку и не могу налюбоваться своим пузырьком на ножках. Невестке чуть меньше месяца осталось до родов.
Моя чуйка подсказывает, что мальчуган наш может и подзадержаться в мамкином животике.
Не хочу пугать Аленку разговорами о своем здоровье и своими подозрениями, а они у меня есть, потому пытаюсь отвлечь ее шутками-прибаутками.
– Эх, колобочек наш славный, катился, катился и докатился, - произношу, обнимая невестушку и нежно поглаживая её животик.
– Как там наш пузырек-богатырек? Снова маме спать всю ночь не давал, желудок и желчный топтал, да? Бабуля все знает и видит, мамочка твоя с самого утра уже средства от изжоги пьёт.
– Вы нам зубы не заговаривайте, Любуля-бабуля, - зеркаля мой тон, отвечает Алёна, - Мам, мне и сыну твоему уже мочи нет смотреть, как ты таешь на глазах.
– Доча, прекрати истерировать. Тебе вредно, потому что это отражается на нашем малыше, - отвечаю, обнимая невестку.
– Сама же, Алёна, в курсе, что забот у нас полон рот. Хорошо, удалось дом наш продать по нормальной цене. Теперь на эти деньги спокойно все доделаем на ферме, и начну снова толстеть. Хотя знаешь, милая, я себе нравлюсь похудевшей. Да, и мне реально легче двигаться стало. Так что давай без паники, тем более повода для неё нет совершенно.
Пытаясь успокоить невестку, я на самом деле сильно лукавлю, потому что чувствую себя совершенно отвратительно.
Со времени отъезда Степана в командировку, это с конца марта, за четыре месяца я похудела на 15-ть килограмм.
У меня совсем нет аппетита. Во рту постоянная горечь. Желудок периодически печёт так, что сил терпеть нет. Спасают только средства от изжоги. Сплю плохо. Мучают бессонница и панические атаки.
Ещё уже месяц организм мой изводит постоянный ночной падеж в пучину страсти с моим Степушкой. И это не сны, а совершенно реальные ощущения. Я просто физически чувствую его близость рядом со мной и во мне. Каждая наша фантомная близость завершается моей бурной разрядкой и слезами. Повод для последнего мне понятен - от Степушки нет никаких известий уже два месяца.
Друг его Николай Игнатьев, который носится с моими проблемами как с писанной торбой, все время отвечает только одно:"Всё нормально. Такое бывает. Ситуация - штатная. Повода без беспокойства нет."
Слушая объяснения друга Степана, стараюсь держаться, но потом оставшись одна рыдаю и вою в голос.
Плюсом к моему плохому самочувствию у меня в последнее время совсем рассшаталсь нервна система: то нахожусь в состоянии полного оцепенения, то хожу с глупой улыбочкой, то рыдаю до исступления.