Вот и я, Люба!
Шрифт:
После рождения девочки второй пупсик дал мне целых пятнадцать минут отдыха. Наш "ленивец" оказался мальчиком. Хоть он и был крупнее своей сестры, родила я его значительно легче.
– Любимая, какое счастье! У нас сразу и доченька, и сыночек. Спасибо, родная! Спасибо!
– сквозь слезы благодарит меня муж.
– Знаешь, такого трогательного момента в моей жизни не было никогда. Парень наш на деда своего похож. Настоящий Герман. Даже брови насуплены так же. Боже, какое счастье сегодня случилось! Огромное счастье! Любушка, ровно год назад 30 декабря мы с тобой познакомились и в этот же день родились наши
– Спасибо тебе, Степушка, за спасение моей жизни и за наших детей, - произношу и проваливаюсь в сон.
Эпилог
– Мам, давай быстрее бутеры. Пожалуйста. Быстрее, мам. У меня команда голодная, - кричит, влетая в дом Антон.
– Тош, а где Тоня? Я её давно не видела, - интересуюсь у сына, укладывая в большой контейнер бутеры с мясом, сыром, рыбой.
– Ну давай скорее, мам. У нас там такая котовасия. Тонькина банда сейчас снесёт нашу крепость, - не отвечая на мой вопрос, нетерпеливо выкрикивает Антон, хватает контейнер и бежит на выход, на бегу засовывая в рот кусок хлеба с мясом.
– Что у них там?
– интересуется Степан, появившийся за моей спиной, как черт из табакерки.
– По словам твоего сына, Степушка, у них там катавасия. Думаю он имеет ввиду чехарда, ну или еще модное слово зашквар, - задумчиво произношу, поворачиваясь к мужу лицом, и получая сразу его нежный чмок в нос.
Мы вместе уже тринадцать лет я каждый день смотрю на Степана и влюбляюсь в него все больше и больше, хотя кажется, что так не может быть.
В свои 67-мь мой муж выглядит шикарно. Он все так же крепок и брутален, только серебра в волосах его стало больше.
Сейчас на его плечах сидит Арсений, сын моей дочери Анны. Мама Арсика, в ожидании пополнения передвигаясь походкой беременного пингвина, бродит вокруг ёлки, развешивая новогодние игрушки.
Завтра 31 декабря. Уже пятый год мы его празднуем в нашем новом огромном доме. Степан его строил из расчёта на регулярное увеличение нашей большой семьи.
В этом году за новогодним столом по скромным подсчетам должны собраться с учётом детворы 36-ть родственников с моей стороны и со стороны Степана.
С учетом гостей в общей сложности со Степушкой насчитали около 50-ти человек.
Это будет завтра, а сегодня, 30 декабря, у нас детский праздник - двеннадцатый день рождение наших обожаемых двойняшек дочери Антонины и сына Антона.
С криком "мам, чай" распахивается входная дверь и тут же захлопывается, чтобы вновь распахнуться настежь.
В арку между гостиной и холлом-прихожей наблюдаю презабавную картину, как Антонина Степановна, лежа на животе в лыжном комбезе, уцепившись краснющими руками за косяк двери, ногами в катанках выпихивает на крыльцо Степана-младшего, внука моего мужа. Сзади Степку тянет Илья, сын моего Димы. Мгновение спустя вся детская ватага все же заваливает в холл и устраивает там кучу малу, к которой присоединяются наш сын Антон, мои внуки Иван и Оля. Последним в дверь заползает Жорик, внук Тима.
Вновь откуда не пойми появляется Степан. Он так же как и я совершенно спокойно наблюдает за детским шабашем.
Из кучи тел появляются руки, цепляющиеся за ноги отца, потом нарисовывается красное довольное лицо нашей дочери Тони, которая
– Фу! Ну нафиг, с ними играть, папка. Они все слабаки и нюни, - отфыркиваясь, как кошка, громким шепотом произносит запыхавшаяся дочурина.
– Мамуль, налей мне чай, пажальста. Нет, лучше молока. Нет, морса. Ой, для начала хотя бы воды.
– Дед, ну скажи ты ей!
– кричит Степка-младший.
– Она, эта мымра Тонька, играет нечестно, жульничает. Договаривались вести огонь снежками по очереди, а Тонька опять нарушила все договорённости.
– Бе-бе-бе, ябеда-корябида, соленый огурец, по полу валяется, никто его не ест, - огрызается и дразнится дочь своего отца Антонина.
– Ты, Степан - болван, битву выигрывает умнейший. Еще военным хочешь быть, как отец, бе-бе-бе. Нет, смекалки, утрись своими договоренностями.
– Дед, Степан прав. Тоня правда никогда не держит слово свое, - вступается за Степана Илья.
– Она нас всех запутала, закидали снежками и еще сама с флагом наперёвес пошла в атаку. Одна. Мы же могли её завалить.
– Если могли завалить, то чего не завалили то?
– показывая язык и вливая в себя четвёртый стакан воды, интересуется Антонина.
Пока детвора переругивается между собой, смотрю на своего сына Антона. Он так же, как и я, с мягкой улыбкой наблюдает за происходящим. В отличие от нашей дочурины Антоша не вспыльчив характером. Это у сына от меня.
– Так, детвора, я вас услышал. Предлагаю вечером после чая около камина разобрать стратегии ведения боя ваших команд. Договорились?
– совершенно спокойно произносит Степушка.
– Кстати, к этому времени соберутся и остальные члены домашнего совета. Приедут дед Григорий и баба Сима. Так что поговорить нам будет о чем. Сейчас все марш переодеваться и приводить себя в порядок. Мокрые вещи оставляем в холле. Тоня и Тоша поднимитесь, пожалуйста, в мой кабинет. У меня к вам дело есть государственной важности.
Смотрю на своего мужа и детей, которые, шумно споря, идут по лестнице. Детвора успевает пнуть другу друга по разу на каждой лестнице. Степа никак не реагирует на баловство своих отпрысков, только оборачивается и, улыбаясь, посылает мне мысленный поцелуй.
Поймав его, душа моя ликует. Мы уже тринадцать лет вместе, а такое чувство, что только вчера увидела голого Степана, стоящего у окна, и родила наших прекрасных детей, которые прочти два месяца жили без имён.
Нас выписали из перинатального центра только через две недели.
После своего рождения наши дети хоть и недолго, но все же находились в кювезах под наблюдением врачей. Дочурина набирала вес, а сынок так за компанию.
Папа наш все время как Цербер ходил около окна детского отделения интенсивной терапии новорожденных. Смотрел, когда я приходила кормить малышей.
В моменты детского сна Степа думал над их именами. Он очень хотел парные варианты, потому в списке, который он упорно составлял были: Олег-Ольга, Виктор-Виктория, Валентин-Валентина, Мира-Мирон, Кирилл-Кира. Над выбором он бился долго. Какие-то на душу не ложились, какие-то к отчеству не подходили.