Вот так бывает

Узун Юлия

Приехав в офис, хотела сначала заглянуть к Роме, но Любаша, заприметив меня, увела наверх и пригласила за стол завтракать. Сначала хотела отказаться, но запах кофе манил.

Убрав сумку в стол, я присоединилась к коллегам. Аня всё время что-то говорила: то о маникюрше, у которой руки из попы, то о ремонте потолков, то о новом каталоге «Авон» и о его продукции. Любаша задавала наводящие вопросы. Я пыталась вникнуть и, может, тоже побеседовать. Не получалось. Меня отвлекал косой взгляд Веры. Она делала вид, что смотрит в кружку, но я прекрасно видела, как она сверлит

меня злобной неприязнью.

И с этим чувством отчужденности я проработала полдня. Любаша с Аней охотно учили меня всему. Вера только фыркала. Рома, как мне позже сказали, уехал по делам. Потом Аня спустилась вниз, разбираться с бумагами. Любаша ушла в туалет. А Вера этим воспользовалась.

— Уходи отсюда, пожалуйста, — тихо сказала она, остановившись возле моего стола.

Моя рука застыла на мышке. Взгляд задержался на экране компьютера, на котором были изображены пока мне непонятные колонки. Я не думала о них. Я пыталась понять, что происходит.

— Я мешаю тебе продвигаться по карьерной лестнице? — буркнула я, прекрасно понимая, что дело в другом.

— Работа тут ни причём.

— Тогда говори прямо. Вчера ты на что-то намекнула, но я этого намёка не поняла. Хочу знать, каким образом я снова на твоём пути. Впрочем, интересно и то, каким образом я стояла у тебя на пути раньше.

— Не знала, что ты такая недогадливая.

— Увы и ах!

— Сначала ты украла у меня Олега. Теперь нацелилась на Романа. Ты появилась именно тогда, когда у нас…

— Что? Что у вас? — разнервничалась я.

Но вернулась Любаша, и Вера занялась работой. А я остаток дня терзала себя скверными мыслями и накрутила себя до такой степени, что готова была расплакаться.

17

Рома искренне не понимал, почему я решила поехать домой, не дожидаясь его. Так и я не понимала очень многих вещей. С чем я столкнулась? Обман? Предательство?

Понятно теперь, что у Веры что-то было с Олегом, но это вполне ожидаемо. Олег не скрывал свои чувства к слабому полу особую любовь. Он кричал всем и всюду, что я его девушка, а сам мог заигрывать ещё с десятью. Нет, в школьное время я была похожа на слепого котёнка и старалась ничего не видеть и никого не слышать. Ревности я не испытывала, и причиной тому была моя чересчур завышенная самооценка. Непонятны были и предупреждения Веры.

А теперь полезли новые воспоминания.

Чаепития в школе проводились регулярно перед каким-нибудь большим праздником. Так, в марте перед женским днём мы устроили чаепитие среди всех одиннадцатых классов, а их было аж четыре. Помню, как Машка закрутила с одним мальчишкой из 11«В» (как оказалось, только для видимости, чтобы запутать меня). Мы с Олегом были на той стадии, когда парень и девушка знакомятся с родителями и ведут себя уже не просто как мальчик и девочка, симпатизирующие друг другу, а как жених и невеста. Он прилюдно мог обнять, хлопнуть по моим округлостям, и даже поцеловать (тогда мы это называли «засосать»). Только не в тот день.

Сначала я не обращала внимания на холодность Олега, как и не задавалась вопросом, почему он меня не трогает.

Потом ко мне подошла Женька — наша

спортсменка, которая потом в Америке училась — и спросила:

— Вы с Олегом поругались?

— Нет, — отвечала я абсолютно не тревожась. — А почему спрашиваешь?

— Ну, вы по-отдельности как-то тусите.

Я обернулась и увидела Олега в кругу своих одноклассников, как мальчишек, так и девчонок. Он широко улыбался, слушая чью-то историю, на меня не смотрел. Меня это никаким образом не задело.

— Просто он хочет поболтать с друзьями. А мы с ним потом всё равно гулять пойдём.

Я была слишком самоуверенна и не верила, что меня, классную девчонку, могут бросить. Потому что я не какая-то там, а Александра! Самая красивая, с чистой кожей лица, самая популярная и живая девочка в школе! Как меня можно променять на какую-то школьную шалаву?

Маша была той самой шалавой, из-за которой мы с ним так и не пошли гулять. Теперь я в этом уверена.

Суп был сварен на скорую руку. Мастерски испорченное настроение не улучшалось. Раздражало, как Костя гремел, играя с ложками, впридачу пел несуразные песенки. Раньше я спокойно к этому относилась, но сегодня прикрикнула.

— Ешь суп, — строго сказала я, ставя передним тарелку. — Потом поиграешь и в постель.

Сын взял хлеб и принялся макать в суп, стараясь избегать моего взгляда. Некоторое время я смотрела на то, как он ест, затем отвернулась к окну. День подходил к концу, и я знала, что утром снова должна выйти на работу, разговаривать с Верой и мучить себя скверными подозрениями.

Звонок в дверь нарушил тишину. На экране домофона я увидела Рому. Сначала он не заметил смены моего настроения. Сообщил, что голоден, поцеловал и пошёл мыть руки. Я же вернулась на кухню, на своё место у окна.

Очутившись на кухне, Рома заметил, что для него нет тарелки. Костя лопал суп, и кроме хлеба рядом ничего не было. Теперь-то Рома забеспокоился и обратился к Косте:

— А меня мама кормить не собирается?

— Она злая.

— Правда? — он метнул взгляд в мою сторону, я чувствовала. — И чем же я провинился?

— Наверное, тоже громко гремел ложками, — легко ответил мальчишка.

Рома сам за собой поухаживал: налил в тарелку супа, отрезал пару кусочков хлеба. Я продолжала стоять у окна и думать, обняв себя руками. В тишине гремели ложки, слышалось негромкое чавкание. Потом Костя спрыгнул со стула, прихватив с собой тарелку, чтобы отнести её в мойку.

— Спасибо, мам!

Как только Костя исчез, а из зала донеслись голоса мультяшных героев, Рома положил ложку и пристрельно посмотрел на меня. Я почувствовала этот взгляд так остро, что казалось, он прожигает спину.

— Не хочешь пояснить своё поведение? — спросил он, а не получив ответа, добавил: — Мне уйти?

Я искала подходящие слова, меня душили злость и ревность. Надо было говорить, а я понятия не имела, с чего начать. Рома мог снова не воспринять мои расспросы всерьёз.

— Нет, — сказала я, подходя ближе. Что-то заставило меня протянуть руки и прижать его голову к своей груди. — Нет, я не хочу, чтобы ты уходил. Прости меня.