Вот так бывает
Шрифт:
«Ты написала ужасные вещи, Саша. Не ожидала от тебя такого. Но в твоей ситуации вполне можно тебя понять. Объясню, почему я склонна верить тебе. Недавно открылись совершенно неожиданные обстоятельства. Мы проводили расследование и… мне очень сложно об этом писать. Я приеду, Саша. Мы во всём разберёмся».
Мою душу заполнило незнакомое и удивительное состояние. В голове заиграла торжествующая симфония, ведь получить помощь от Сафоновой куда сложнее. Я была уверена, что она встанет на сторону сына, а я этим письмом сделаю только хуже. Ни Рома, ни адвокат не знали
Впервые за две недели я убрала и проветрила квартиру, приготовила ужин и с улыбкой встретила Рому.
— Уходи!
— Ещё две минуточки.
— Нет. Ты слышал сам, она уже едет. Не надо, чтобы ты тут был. Пожалуйста.
Я выталкивала Рому из квартиры, не желая давать Дарье Сафоновой повода думать, что я развлекаюсь, пока идёт судебный процесс.
Он нежно поцеловал меня.
— Я люблю тебя. Если будут новости от адвоката, я дам тебе знать.
— Хорошо. — Я помолчала, но вдруг на меня накатила волна грусти, и я посчитала, что должна сказать: — Ром, ты очень дорог мне. Я всего лишь хочу вернуть сына и быть счастливой.
Взяв мою руку, он мягко коснулся губами пальца, на котором я носила его серебряное колечко.
— Верь и не опускай руки.
Он уже стоял за порогом, когда я сказала:
— А ты не думал открыть полиции наше пребывание в школе? Это ведь доказательство того, что я не могла находиться в садике.
— Я думал об этом, и даже хотел рассказать полиции, но кто это подтвердит, Саш? Вера? Думаешь, ей поверят? Олег будет отрицать. Раны у нас давно зажили. Мы допустили ошибку, не сказав сразу.
— Не мы, Ром, а ты. А что насчёт сторожа? Может, он видел?
Рома задумался, затем вздохнул. Клубок слишком сильно запутался, и распутать его быстро не получится. Он пообещал сказать об этом адвокату. Тот должен предложить решение.
Мы снова поцеловались, после чего Рома ушёл.
Ради Дарьи Сафоновой я испекла яблочный пирог, заварила её любимый чай, в общем, сделала всё, чтобы выглядеть нормальной женщиной, а не истеричкой, ждущей помощи врачей.
Несмотря на затянувшуюся болезнь мужа эта женщина продолжала следить за собой. Её кожа в шестьдесят лет была просто идеальной. Морщинки сглажены тональным кремом, а Дарья всегда пользовалась самой дорогой косметикой. Я видела её туалетный шкафчик, заставленный кремами, масками и лосьонами. Из него можно открывать целый магазин. В ней было идеально всё — от причёски до одежды.
В её присутствии я чувствовала себя немного неуютно. Как я выглядела, зеркало в коридоре чётко демонстрировало. Маленькая, чуть сутулая, с секущимися кончиками волос, не накрашенная. Надо признаться, я с последними событиями совсем себя забросила. А в школе слыла самой модной и красивой.
Дарья долго смотрела на меня, затем присела на предложенный стул на кухне. Я по-хозяйски принялась суетиться, разливала чай, разрезала пирог. В итоге, Дарья сообщила, что не ест мучное. Расстроившись, я попыталась найти сухофрукты, но она попросила бросить поиски и сесть.
— Олег — мой единственный сын, — начала она. — Ты нравилась мне в качестве невестки. Я всегда
— Каким образом? Вроде безобидное лекарство…
— Но не после инсульта. Он едва не перенёс второй приступ. Мы долго не понимали, зачем Олег это сделал, а когда ты написала про наследство, всё встало на свои места. Олег всегда был жадным на деньги и не желал ни с кем делиться.
— Даже с собственным сыном… — очень тихо произнесла я, но Дарья услышала меня и кивнула.
Делая глоток чая, я думала, что же на самом деле привело её ко мне. Дело не только в письме, и я это чётко понимала.
— Вы — мать. Как и я, — тихо сказала я, осознавая, что просить её помощи было бы безрассудно.
— Я — мать. Но ещё я — жена и бабушка. Поверь, я не хочу потерять мужа, а потом самой лишиться жизни. Вряд ли Олег пожалеет меня… потом.
— Но вы же не собираетесь…
Мы уставились друг на друга. У меня колотилось сердце, а Дарья казалась уверенной и невозмутимой. На её лице читалось решение, о котором я даже предположить не могла.
— Мне жаль, что с твоей мамой всё так вышло, — сказала она, не отводя от меня взгляда. На её веках поблескивали коричневые тени, а в глазах — слёзы. — Она была прекрасной, мудрой женщиной и любящей матерью.
Теперь у меня защипало в носу, но я боролась со своими эмоциями.
— Как и ты, Саша.
— У меня нет доказательств…
— Они не нужны. Я приехала со своими юристами и адвокатом. Заявление заберут, Костя останется с тобой. А Олега, наверное, уже арестовали.
В воздухе повис мой громкий вопрос «Что?!», хотя сама я его не слышала.
Дарья поднялась.
— Я — мать. Но я не могу позволить, чтобы мой сын и дальше рушил жизни хороших людей. Сергей идёт на поправку, он уже разговаривает, поэтому решение было принято обоюдно. Олега будет судить закрытый суд. В колонии он должен набраться мозгов. По крайней мере, я на это надеюсь. Ты свободна, Саша.
Я проводила её до двери, всё ещё не веря в то, что услышала. Она надела свои безупречные туфли и улыбнулась мне.
— Я хочу быть бабушкой. Обещай привозить Костю иногда… и…
Она не договорила. Я заключила женщину, бывшую свекровь, в крепкие объятия.
— Только с одним условием: вы замените мне потерянную мать.
— Конечно, милая. — Я чувствовала содрогание её тела. — Двери нашего с Сергеем дома всегда для тебя открыты. Ты можешь полагаться на нашу помощь.
— Спасибо.