Вот тебе и сказка, Наташ
Шрифт:
— Осатин? — Имя показалось знакомым. Ощущения забытого важного усилилось еще больше. Но почему к ней пристают по поводу каких-то Осатинов она так и не поняла. Поэтому Наташа и спросила: — Какой еще Осатин?
И, да, спросила она скорее у себя, чем у блондина. А его благородную физиономию взяло и перекосило от злобы.
— Ах, ты, мелкая дрянь! — буквально прорычал он. — Брат отправился с тобой поговорить и пропал! Он ушел к тебе и больше никто его не видел! И ты спрашиваешь, какой Осатин?!
Наташа нахмурилась. Мир вдруг стал каким-то странным и неправильным. И появилось
— Какой Осатин?
И физиономия блондина окончательно перестала быть привлекательной. Выражение его лица было такое, что девушка каким-то чудом встала со стула, просочилась мимо мужчины и бросилась бежать. Потому что с таким лицом убивают, она была уверена.
Мужчина с рычанием и нецензурной бранью бросился следом.
А поблизости, как назло, никого не было. Куда бежать в поисках спасителя девушка не понимала, библиотека была огромной, натуральный лабиринт из уставленных книгами стеллажей. Да и мысли в Наташиной голове путались, пропадали и подбрасывали образы двух похожих друг на друга блондинов с такой скоростью, что ни на что другое места попросту не оставалось. Так что не удивительно, что вместо того, чтобы бежать к выходу и звать на помощь, Наташа забежала в очередной закуток, причем, молча.
— Ты, мелкая мышь, — хищно произнес блондин. За его спиной, между стеллажами, упирающимися в стену, было окно. А за окном ясный день. Из-за чего фигура мужчины казалась огромной и темной, убийственно мрачной. — Да я тебе сейчас голову оторву и мне ничего не будет. Если ты сейчас же не скажешь, что сделала с моим братом, я из тебя это признание выбью, дрянь.
И был он настолько убедителен, что, когда потянулся к девушке, она тихо пискнула и выставила перед собой руку, больше всего на свете желая этого типа оттолкнуть так, чтобы он улетел в окно и больше не возвращался.
И что сделал блондин? А он улетел, пулей, вопя во все горло и нелепо размахивая конечностями, вместе с клочком света, сорвавшимся с кончиков Наташиных пальцев. А вокруг ее запястья мягко засветился амулет. Защитный амулет, который на это запястье прилаживал Немши.
Наташа нервно хихикнула, прижала руку к себе, а потом села, где стояла. И когда в закуток с топотом ворвался растрепанный Немши, девушка еще раз хихикнула и с удивлением произнесла:
— Знаешь, а я вспомнила, о чем забыла. Точнее, о ком. И как я смогла это сделать?
Библиотекарь, принесший чай, был подозрительно похож на классического английского дворецкого. Невозмутимого такого. И величественного настолько, что Наташе стало стыдно, то ли за свой непрезентабельный вид, то ли за разбитое мужиком окно. Впрочем, швырни она его на полки, было бы наверняка стыднее.
Чай они пили в каморке, в которой обедали библиотекари. Ну, если не уходили пообедать в место поприятнее. Каморка была захламлена какими-то тканями, то ли старыми занавесками, то ли скатертями, книгами, сваленными прямо на пол, видимо уже ненужными библиотеке, непонятными кусками бумаги разного размера, и скрученными в рулоны
Кто «они»?
Ну, Наташа, естественно, она же была героиней очередного приключения.
Немши, который проходил где-то недалеко от библиотеки, почувствовал отдачу от Наташиного защитного амулета и прибежал ее спасать.
И ректор Коситей собственной великолепной персоной, без секретаря, зато одетый так, словно как раз собирался на свидание, когда пришлось идти вести очередную просветительскую беседу для попаданки.
— Значит, забыла, — мягко произнес этот самый ректор. — И не понимала, чего от тебя хотят.
Наташа бодро закивала и на всякий случай улыбнулась. Ректор же.
Коситей с непередаваемым изяществом оперся подбородком на ладонь, закрыл на пару секунд глаза, а когда их открыл, коротко велел:
— Выходи.
От стены, чуть справа от Наташи, словно сквозняком, потянуло чьей-то виной. Странной такой виной. Прямо кошачьей. Вот ругаешь кошку за то, что порылась в горшке с комнатным растением, а она прижимает уши и делает виноватый вид. Ага, чтобы хозяйке было приятно. И хозяйка отлично понимает, что с тем же успехом могла бы ругать стену. Понимания ситуации и раскаяния у стены было бы столько же.
— Давай, не стесняйся, — добавил Коситей, и из стены, смешиваясь с виной, поплыл серебристый туман. Красивый, со сверкающими тут и там искрами. — Может форму какую-то примешь? — спросил ректор.
Туман застыл и вытянулся в прямоугольник, подозрительно похожий на зеркало. А потом из него на Наташу посмотрело отражение, ее собственное.
— Ага, — только и смогла сказать девушка. — Лучше бы кошка. Котики, они милые, особенно такие, дымчатые, с кисточками на ушах. Большие такие.
Прямоугольник бодро скрутился в рулон, опять растекся туманом, а потом из него показалась наглая кошачья морда и подмигнула.
— Чеширский кот, — кажется выругалась Наташа и решила больше ничему не удивляться.
Кошачья голова огляделась и устремилась вперед, вытягивая за собой туман и формируя из него кошачье тело. Получившийся кот мягко приземлился, еще раз огляделся и стал деловито вылизывать переднюю лапу.
— Любопытно, — сказал ректор и неэстетично почесал затылок. — Но это ничего не меняет. Может ты мне объяснишь, почему эта милая ведьмочка вдруг взяла и забыла о своем допрыгавшемся козлике?
Кот перестал вылизывать лапу и неодобрительно посмотрел на Коситея. А на грани слуха зазвучали слова:
— Хотела не помнить. Хотела хорошие мысли. Другой понравился.
— Э, — только и смогла сказать милая ведьмочка, сразу поняв, почему думала об опекуне Немши. — Но это же глупо, может я и хотела забыть, но я не должна была забывать. Остальные же помнят. И этот его родственник стал таким сюрпризом, я же даже не понимала, чего он от меня хочет.
Кот постарался изобразить вину.
— Не смей мне память отбивать! — возмутилась Наташа. — Это неэтично!
Кот посмотрел на нее с любопытством.