Вовка-центровой
Шрифт:
Игорь, понурившись, пошел к краю поля, а Вовка вновь дунул в свисток, обозначая продолжение игры.
По окончанию тренировки Фомин подошел к Костину и присел рядом с ним.
Ребята, проходящие мимо, с любопытством смотрели на них, но ничего не говорили.
— Послушай, Игорь, — начал Вовка, — я не хочу разбираться, в чем вы не поладили с Денисом, но сам понимаешь, что так себя вести недопустимо. Нам нельзя допускать ссор в команде. Если бы сегодня на моем месте был взрослый тренер, ему было бы гораздо проще убрать тебя из команды и взять другого, более управляемого игрока,
— Договорились, — после непродолжительного молчания нехотя буркнул тот.
— Ну и отлично, тогда без обид?
— Без обид, — сказал Игорь, и добавил: — Я постараюсь, но Мирон меня сегодня так толкнул, что просто сил не было сдержаться.
Фомин улыбнулся.
— Все понятно, там, где ты играл, тебя, наверно, тронуть боялись, зная, что сразу в ухо прилетит, но мы вскоре будем участвовать в настоящих соревнованиях, где никто тебя не знает, и не исключено, что и по ногам получишь, и за футболку тебя сзади защитник прихватит. Так что всех бить будешь? Судья удалит с поля, и все дела, а мы матч проиграем. Или в ответку плюху такую получишь, что играть не сможешь.
Игорь напыжился:
— Ну, насчет плюхи, это ты зря сказал, я здесь любого положу, у нас сосед боксер, он меня драться научил.
Фомин скептически хмыкнул:
— Не знаю, если это действительно боксер, он бы учил тебя боксировать, а не драться. Но, в принципе, это твое дело, только тренировки не пропускай и с парнями не ссорься. Ну давай, пошли переодеваться да по домам.
Когда они пришли в раздевалку, там уже никого не было. Переодевшись, они распрощались и отправились домой.
Когда Вовка пришел домой, там была только мама. Пустые тарелки стояли на столе.
— Мам, а где батя с Мишкой? — удивленно спросил он.
Та раздраженно сказала:
— Они тоже тренироваться пошли. Спиннинг свой кидают на пустыре. Если не сильно устал, сбегал бы хоть до них, а то ужин в помойное ведро вылью, так и передай.
— Да не, не надо выливать, сейчас сбегаю, — сказал сын и отправился на пустырь.
Когда он там появился, то первым делом увидел отца, который возвышался над десятком мальчишек, толпившихся вокруг него. Мишка сидел на земле, на коленях у него лежал спиннинг, и он распутывал огромную «бороду» на катушке.
— Ну, я себе и мороку купил, — сказал отец, увидев старшего сына, — никак не могу вовремя пальцем катушку остановить. Как ни кину, так борода получается.
Мишка поднял раскрасневшееся лицо и выпалил:
— Я его просил, чтобы мне дал кинуть, у меня бы все получилось, так не дает, а только леску заставляет распутывать, сейчас распутаю и уйду, Вовка дальше пусть всё делает.
— Батя, там мамка ругается, говорит, если не придете, ужин выбросит, — сообщил Вовка.
Батя засмеялся.
— Она такая, может и выкинуть. Мишка, хватит, пошли домой, там леску распутаем до конца.
Мишка со вздохом облегчения встал, и они, уже втроем, отправились на ужин. По
После ужина отец и Мишка начали готовиться к завтрашней рыбалке. Вовка отговорился тем, что ему завтра выступать на парткоме, надо готовиться, и сел за стол с карандашом и тетрадкой. С перьевой ручкой он все еще не мог справиться.
Отец, услышав о парткоме, сделал большие глаза.
— Володя, ты как туда попадешь и о чем хоть будешь говорить? — недоуменно спросил он. Он совершенно не понимал, о чем серьезные люди могут говорить с пятнадцатилетним подростком.
— Батя, мы сегодня с Санычем говорили, и я ему идею подкинул, чтобы перед соревнованиями нам предоставили отпуск для подготовки. Он сказал, что один ничего не решает, поэтому пригласил на партком. Вот сейчас буду составлять план занятий на эти три недели, чтобы на парткоме выступить.
Отец громко засмеялся:
— Люда, ты слышала, план он будет составлять, у вас что там, кроме тебя некому этим заняться? — сказал он.
— Ты, батя, зря смеешься, — серьезно сказал сын, — я уже вторую тренировку сам провожу, поэтому меня Юр Саныч выслушал, а иначе он, наверно, так же, как и ты, посмеялся бы.
Мать уселась рядом с ними за стол и взяла в руки тетрадь, в которой Вовка начал писать свои соображения.
— Паша, ты словно не дома живешь, разве не заметил, что после того, как Вову молния ударила, он словно другой человек стал. Ты сам-то вспомни, когда последний раз он что-нибудь натворил? — с укоризной сказала она. — Ты на его почерк посмотри, он раньше, как курица лапой корябал, а теперь глянь, — и она сунула под нос отцу тетрадку, в которой округлым четким почерком было несколько предложений.
Батя озадаченно глядел в тетрадку.
— Действительно, я за этот месяц тебя не лупил ни разу, такого, пожалуй, как я домой вернулся, не было никогда. Интересно, на самом деле это молния на тебя так повлияла или просто взрослеешь? — спросил он у сына.
— Не знаю, — засмеялся тот, — наверно, все сразу: и молния, и взрослею, но будем считать, что второе, а то еще меня, как лягушек, начнут изучать.
Мать нахмурилась.
— Каких еще лягушек?
— Ну, ученые, там, лягух режут, над собаками опыты ставят, может, и меня начнут рентгеном просвечивать…
Отец с матерью молча смотрели друг на друга.
— Во как, — наконец сказал батя, — даже не похвастаться теперь, что сын поумнел, сразу молнии всё припишут.
— А вы поменьше про нее говорите, — посоветовал Вовка, — и через полгода об этом никто и не вспомнит.
Мать встревоженно сказала:
— Ну, Вовка, ты меня до смерти напугал. Тебя же в больнице уже смотрели, чего еще надо, доктора ведь сказали, что всё хорошо.
— Да ладно, мама, что ты засуетилась, я же просто пошутил, — сообщил сын.