Вовка-центровой
Шрифт:
— Дак тогда сыграл бы хоть что, — продолжал приставать Егор Кузьмич, — душу хоть бы потешил.
Летчик, поломавшись для приличия, взял гитару и начал наигрывать и тихо подпевать себе под нос:
Темная ночь, только пули Свистят по степи…Гитара была чуть-чуть расстроена и резала слух Вовке, но он, как и все, захлопал в ладоши после незамысловатого исполнения майора.
— Товарищ майор, — сказал он нерешительно, — мне кажется, что гитара слегка расстроена.
Летчик без слов протянул гитару.
Вовка бережно взял в руки инструмент и пропал, это была такая вещь, сразу стало ясно, что это ручная работа, да и сами струны были высший класс.
Он осторожно тронул колки, гитара на это отозвалась мелодичным гулом. Расстроена она была совсем немного, и через минуту Вовка взял звучный аккорд. С этими пальцами было немного непривычно, но тем не менее за этим аккордом последовал другой и третий.
— Слушай, парень, — сказал летчик, — я гляжу, ты в этом деле дока. Может, и споешь что-нибудь.
После недолгого раздумья Вовка сказал:
— Хорошо, я вам спою песню, совсем недавно услышал, парни во дворе пели. Она про летчиков.
Он дважды сделал проигрыш, и его пальцы уже почти свободно бегали по грифу.
Затем вдохнул и начал петь своим ломающимся, юношеским тенорком:
Я — «Як»-истребитель, мотор мой звенит. Небо моя обитель. А тот, который во мне сидит, Считает, что он истребитель.При первых же словах песни пилот замер и слушал не дыша.
Да и вся палата слушала, затаив дыхание. На середине песни майор заплакал, по его лицу текли крупные слезы, но он не обращал на это никакого внимания и был весь там, в бою.
Но вот отзвучал последний аккорд.
И тут пилот очнулся.
— Парень, скажи прямо, ведь это ты сочинил? Не слышал я такой песни никогда. Вот, как ты так смог, ведь это прямо про моего друга, как будто он здесь был!
Вовка смущенно сказал:
— Да нет, точно не я, где мне такие песни сочинять.
— Лады, — решительно сказал майор, — мне другую гитару найдут, а за эту песню вот тебе подарок, гитара твоя! Вот только слова песни запиши мне, пожалуйста, — добавил он.
— Слушай, Володя, может, что еще споешь, неплохо получается у тебя, — попросил Николай Петрович, — я хоть в разведке был, но все равно за душу взяло.
«Ага, сейчас я вам весь репертуар Владимира Семеновича выложу, — подумал Вовка, — вот уж дудки, и так палюсь по полной программе».
— Да я про войну больше не знаю новых песен. И вообще у нас вечером больше уркаганские песни пели. Вот тех кучу знаю, — признался он.
Летчик поморщился.
— После этой песни об урках петь преступление.
— Ну отчего же, — вступился за Вовку Николай Петрович, — есть у них жизненные песни. Сам, небось, знаешь, от сумы да от тюрьмы не зарекайся.
— Это да, — задумчиво произнес инвалид, почесывая плохо заживший шрам на бедре, — тут дело такое.
Вовка тронул гитарные струны и тихо начал:
КакКогда он закончил длинную тоскливую песню, все сидели задумавшись.
— Ну ладно, сейчас напоследок спою вам песню Клавдии Ивановны Шульженко, — сообщил Вовка и вновь запел уже осипшим голосом:
Майскими короткими ночами, Отгремев, закончились бои…Когда он закончил, то почти не мог говорить.
— Ты, внучок, водицы испей, — неожиданно ласково предложил дед, — или лучше иди-ка сюда, мне вечор из дому кваску самодельного принесли, тебе в самый раз выпить будет. Голос-то, вишь, у тебя сейчас ломается, много петь нельзя, а то осипнешь на всю жизнь. А вы, молодежь, — обратился он к остальным, — не насилуйте парня, совсем из-за вас голос сорвет.
Следующим днем Вовка покидал больницу, доктора, как ни старались, ничего у него не нашли, анализы и рентген были в норме. Мишка уже с утра ожидал его на скамейке.
— Вовка, ты где гитару взял? — восторженно завопил он, увидев брата с гитарой за спиной и узелком, в который заботливый дед сложил половину того, что принесли ему из дома.
— Бери, — сказал он отказывающемуся парню, — у тебя растущий организм, надо много есть, а мне, сам видишь, даже больничной пайки много.
— Да не ломайся ты, как девка, — сказал летчик, — бери, пока дают.
Вот сейчас Вовка вышел в залитый жарким солнцем больничный двор. Он молча сунул узелок Мишке и, сказав:
— Подарили мне ее, — пошел к воротам.
Мишка вприпрыжку побежал за ним.
— Вовка, а чо в узелке у тебя вкусно пахнет? — крикнул он вслед брату.
— Да вот дед один дал, сказал, что съесть не может, — сказал Вовка, — хочешь, так давай посмотрим, что там?
Они присели на скамейку сразу у ворот и быстро просмотрели содержимое. После завтрака Вовке есть не хотелось, и он с удовольствием наблюдал, как его братец расправляется со стопкой ржаных блинов.
Съев все до последней крошки, Мишка побежал к колонке, которая была тут же у дороги.
— Вовка, подержи ручку, а то у меня не получается сразу и пить и ее держать!
Вовка нажал ручку, и тут почему-то его свободная рука нажала на Мишкин затылок, сунув его голову под холодную струю воды.
Мишка выскочил из-под колонки и закричал:
— Ты опять за свои штуки взялся, ведь обещал же так не делать больше.
Вовка стоял в недоумении.
«Интересно, что меня толкнуло, ведь даже мыслей не было этого сделать. Видимо, пробивает потихоньку детскую память моего нового тела», — решил он.