Вовка Грушин и другие (сборник)

Сотник Юрий Вячеславович

Теперь даже Тоня из Зоиной четверки вступилась за меня:

– Зой! А может, и правда, тут нужно чуткость проявить! Может, у него условия какие-нибудь тяжелые или что-нибудь еще…

Зоя помолчала, глядя на меня, потом спросила уже другим тоном:

– Правда это? У тебя что, условия плохие?

Я молча кивнул и стал напряженно думать, какие у меня могут быть плохие условия.

Зоя тоже кивнула.

– Ну, так! А что тебе мешает заниматься?

– Шу… Шумка, – прошептал я.

– Что? Шум?..

– Шумка, –

повторил я громче.

– Какая Шумка?

– Ну, собаку ихнюю так зовут, – пояснила Аглая, а Зина добавила:

– Ее небось за то и прозвали Шумкой, что от нее шум ужасный!

– Лает очень? – спросила меня Зоя.

Я снова кивнул. Шумка действительно временами тявкала.

– Чего же твои родители смотрят?.. – начала было Зоя, но ее перебила Таня Высокова – очень ехидная девчонка:

– Между прочим, как-то странно! У нас целых две собаки и кошка, а я, между прочим, двоек не получаю.

На нее накинулась Зинаида:

– Да ты что, совсем некультурная, да? Ты что, не знаешь – у разных людей нервы разные бывают! Мы вон с Васькой как запустим радиолу на полную силу – и нам хоть бы хны, а сосед сверху прибегает и весь трясется: у него от радиолы давление подпрыгивает.

Вот тут Антошка вскочил, выбежал вперед и закричал:

– А я знаю, почему у Лешки такие нервы никудышные! Вспомните! Вы только вспомните, чего он за лето пережил! С козлом – раз!

– Ой! Правда же! – вскрикнула Аглая. – С Бармалеем – два!

– А с черепом! – подхватила Брыкина. – Зойка, если бы ты такое пережила, ты бы до сих пор в психиатричке сидела.

Все, кто не знал о моих приключениях, попросили рассказать о них. Мои защитники принялись за дело с большим жаром.

– Откуда мы знали, что козел такой злющий! – закончил Дудкин. – Мы-то все пошли обедать, а Лешка полтора часа от него по квартире бегал.

На других этот рассказ тоже произвел сильное впечатление. Наверное, не меньше минуты ребята молчали. Я не смотрел на них, но чувствовал, что они поглядывают на меня.

– Бледный какой! – тихо заметил кто-то.

Мне стало очень жалко себя. О других приключениях Аглая, Зина и Дудкин не успели рассказать. В класс вошла наша учительница Дина Федоровна, высокая, полная, седая.

– Долго заседаете, – сказала она. – Так что же вы решили относительно Леши Тучкова?

Звеньевая отошла от стола, и учительница села за него.

– Дина Федоровна, мы все выяснили, – взволнованно заговорила Зоя. – У Леши очень тяжелые условия дома.

– А-а-а! – протянула учительница и медленно кивнула.

– И еще знаете что, Дина Федоровна… У Тучкова очень плохая нервная система. Просто ужасная нервная система!

– Ах вот оно что! – Учительница снова медленно кивнула.

Тут звеньевая заявила, что мне не строгость нужна, а товарищеская

помощь, и несколько человек вызвались со мной заниматься.

– Ну зачем же! – сказала учительница. – Мы уж попросим Климову. Она, правда, не из вашего звена, зато у нее круглые пятерки по арифметике.

Хотя Зоя и стала под конец на мою сторону, Аглая, Зина и Дудкин бранили ее всю дорогу от школы до дома.

– Зойка всегда так, – говорила Аглая, – сначала накинется на человека, а потом разбирается.

– Ну факт! – сказал Дудкин. – А завтра будет удивляться, почему он опять уроков не сделал. А разве он сможет заниматься после сегодняшнего! Глядите – весь скрюченный! Лешка, ну разве ты сегодня заниматься сможешь?

Я еще больше скрючился и отрицательно помотал головой.

– Выбрали звеньевую на свою голову! – вздохнула Зинаида.

Уж не помню, как я доплелся до своей квартиры. У меня еле хватило сил дотянуться до звонка. Мама открыла дверь, и я предстал перед ней, подогнув коленки, свесив голову. Лямки ранца сползли у меня по рукавам до локтей.

– Что с тобой? – спросила мама.

Я молчал.

– Побил кто-нибудь?

Мне хотелось поделиться с мамой, рассказать, как плохие условия и расшатанные нервы привели к тому, что я заработал три двойки. Но, даже находясь на грани безумия, я смекнул, что этого делать не стоит. Я шепнул только:

– Нездоровится.

Мама ввела меня в переднюю, сняла ранец, шубу, шапку, пощупала лоб, забралась рукой мне за пазуху.

– Температуры вроде нет. Может, желудок? Не тошнит? Что ты вообще чувствуешь?

– Что-то с нервами, – тихо ответил я.

Мама рассмеялась и шлепнула меня пониже спины.

– Иди! Полежи немного, отдохни и – обедать!

На какое-то время я забыл о своем недуге. С аппетитом поел, потом гонял с ребятами во дворе. Дудкин и прочие тоже не вспоминали, что перед ними несчастный человек. Они так вываляли меня в снегу, что мама устроила мне нагоняй.

– Пей молоко и садись делать уроки, – сказала она, надевая шубу. – Я по магазинам пойду.

Вот тут-то и началось!

Только я открыл арифметику, как в комнату явилась Шумка. Заметив, что я смотрю на нее, она села и стала, в свою очередь, смотреть на меня. Я знал, что, если на нее пристально глядеть, она обязательно тявкнет. И она тявкнула. Я отвернулся, уставился в задачу, которую надо было решить, и стал думать о том, как трудно жить в одной квартире с собакой.

Шумка удалилась. Но заниматься я не мог. Я подозревал, что Шумка ушла в переднюю. А находясь там, она может в любой момент залаять, если услышит, что кто-то идет по лестнице. Я просидел минут пятнадцать затаив дыхание, так и не дождался Шумкиного лая и пошел узнать, где она находится. Она дремала под столом в кухне.