Вой лишенного или Разорвать кольцо судьбы
Шрифт:
Когда лежащий на кровати мужчина резко прогнулся и едва слышно застонал, прикорнувшая у камина женщина, несмотря на кажущуюся немощность, мгновенно поднялась с места и, бормоча себе под нос: "Сейчас, сейчас", — поспешила к нуждающемуся в помощи. Намочив лоскут белой ткани в стоящей у кровати чаше с настоем, она аккуратно обтерла лицо, шею, грудь и руки мужчины, дала ему напиться и, подумав: "Немного осталось", — вернулась на свое место у огня.
Немного — значило до утра, еще несколько часов. Каждый раз, проводя кого-либо по тропе Рианы, Антаргин оказывался выведен из строя на несколько
Ираинта давно привыкла к этому и с материнским усердием из раза в раз выхаживала своего названного сына — названного ею же самой.
Уже тридцать с лишним лет женщина провела в Саришэ, и волей неволей свыклась с тем, что это место стало ее вторым домом. Конечно, изначально она расстраивалась, боялась, плакала и проклинала своих мучителей (как искренне считала тогда), но затем поняла, что здесь, в большинстве своем, ей живется даже лучше, чем было бы в большом мире.
Ираинта родилась в бедной семье, была седьмым ребенком по счету и лишним ртом, который необходимо кормить. Если ее старшие браться с самых малых лет помогали отцу, то девочке, следуя неписанному закону рыболовов, на лодке нечего было делать. По старому обычаю не допускались женщины на рыбацкие лодки — улова не будет, вот и приходилось девочке вместе с матерью подрабатывать прачкой — и зимой, и летом, в любую погоду оттирая от пятен и грязи чужое белье.
Мать свалила лихорадка, когда Ираинте только исполнилось двенадцать. Отец запил с горя, а сыновья, старшему их которых было двадцать три года, а младшему — тринадцать, не смогли получить разрешение на промысел у городового. Так семья осталась без источника пропитания, и неизвестно, чем бы все закончилось для Ираинты, если бы в одну из ночей к ним в дом не заглянули шисгарские каратели.
— Ираи, — хриплый шепот Перворожденного оторвал женщину от воспоминаний, что с каждым прожитым годом возвращались к ней все чаще. "Видимо, и мне немного осталось", — подумала женщина, спеша на зов.
— Да, Антаргин, тут я.
Ираинта присела на стул возле кровати и вновь принялась обтирать мужчину. Он принимал ее заботу безропотно и с благодарностью, позволяя влажной тряпице гулять по его лицу и груди.
— Где он? — спросил мужчина, когда Ираи закончила с обмыванием.
— Не знаю, — отозвалась женщина. — Наверно в восточном крыле, как ты и велел.
— Проверь, там что-то не так, и Сальмира ко мне.
— Но…
— Ничего не случится, иди.
В его голосе проступили приказные нотки, и Ираинта, противясь, сначала насупилась, но затем, поднявшись со стула и что-то недовольно ворча себе под нос про непослушных мальчишек, пошла выполнять просьбу, чем вызвала у мужчины слабую улыбку.
Он и мальчишка! Забавное определение, учитывая, что по числу прожитых лет он годится ей не только в отцы или праотцы, но даже в основатели рода.
Когда женщина покинула комнату, его мысли вслед за ней отправились в восточное крыло замка. Он хотел увидеть его — сына. Увидеть каким Тарген стал, и похож ли на нее — свою мать, что предпочла не возвращаться к нему, и которую он ждал все эти годы.
Игнорируя темноту,
Имей он желание, мог бы настоять или забрать ее, не спрашивая, но не стал. Не смог. Не захотел превратиться для нее в монстра, каковыми считались у ее народа такие, как он, хотя за прошедшее время не раз успел пожалеть об этом, но так и не сделал.
— Живы все, — отчиталась ему, вернувшаяся Ираинта, едва переступив порог.
Мужчина вновь улыбнулся. Эта женщина, как никто другой, умела вызывать у него смех. В большей степени тем, что искренне считала Антаргина своим, и ничто не могло доказать ей обратное.
Перворожденный даже не заметил, как и когда это началось, но Ираи все больше времени проводила возле него, все чаще оставалась на ночь, чтобы присматривать за мужчиной, постепенно превращаясь из приходящей прислуги в заботливую няньку. А потом как-то незаметно стало обыденным, что она сидит в кресле у камина и зачем-то штопает его рэнасу.
— Сальмир?
— Здесь, — услышал Антаргин знакомый голос.
— Оставь нас, Ираи.
— Ты еще слаб и… — запротестовала было женщина, но он прервал ее.
— Я сказал.
Антаргин знал, что Ираинта обидится, и потом долго еще будет ему высказывать за резкий тон и нежелание беречь себя, что также стало своеобразной традицией в их непростых и недолгих отношениях не-матери и не-сына.
— Помоги встать, — велел Перворожденный, когда за ротулой закрылась дверь.
— Уверен?
— Ты споришь со мной, Сальмир? — и пусть в голосе его присутствовала своеобразная теплота, этот вопрос не располагал к противоречиям.
— Нет, — тут же исправился мужчина и, подойдя к кровати, поддержал Антаргина, пока тот, пошатываясь от слабости, поднимался в постели.
Помогая Перворожденному облачиться в одежды, калерат собирателей не смог удержаться от вопроса, который уже несколько дней не давал ему покоя. Сальмир почувствовал это еще в Синастеле, впервые воочию увидев Таргена, и окончательно убедился в замке, когда заглянул в глаза молодого человека.
Тот являлся обладателем — рожденным с духом, вот только, как Антаргину удалось осуществить это, оставалось для мужчины загадкой, хотя и не совсем так. Одно предположение у Сальмира все же имелось.
— Как ты это сделал?
— Что сделал?
Перворожденный не прервался, продолжая стягивать рэнасу, которая с каждым его движением все крепче обхватывала торс, заключая тело в крепкие объятья ткани.
— Ты знаешь.
— Возможно, — отозвался Антаргин, понимая причины недоумения своего ближайшего друга и советника.
— Так как?
— Ты серьезно хочешь знать об этом, Сальмир?
— Думаю, да, так как вижу единственный вариант, и лучше бы он оказался неверным. Ты связал себя с ним?