Вой лишенного или Разорвать кольцо судьбы
Шрифт:
Пока Антаргин размышлял о сыне, долге и возможностях, объект его мыслей вслед за Сальмиром шествовал по замковым коридорам, на каждом шагу подтверждая свой давешний вывод. Он находился в Шисгарской крепости, вот только выглядела она несколько иначе, нежели вчера днем. Вернее, совсем иначе.
От запустения, затхлости и пыли не осталось и следа. Все вокруг блистало чистотой и отражало тонкий вкус владельцев. Гардины на окнах, украшенные выбитым рисунком и легкомысленными кисточками, тканые дорожки с замысловатыми узорами, устилающие полы, изящные вазы на подставках с живыми цветами, яркими пятнами
Это было то же самое место, и не оно одновременно. В голове Лутарга с трудом укладывалось, как такое возможно. "Хотя бестелесные духи, проходящие сквозь стены и светящиеся в темноте, тоже не есть привычное зрелище", — напомнил себе молодой человек, взглянув на спину своего провожатого.
Сейчас он мало отличался от обычного человека, чего Лутарг не мог сказать о себе самом, так как взгляды встречаемых ими людей служили постоянным напоминанием о его ненормальности.
То были слуги — рассудил Лутарг исходя из внешнего вида. Они были значительно ниже и светлее. Их одежда разительно отличалась от нарядов Сальмира и его самого, напоминая привычные для молодого человека рубахи, штаны и платья. Проходя мимо, они привычно склоняли головы перед карателем, а затем, окидывая Лутарга быстрым взглядом, прятали изумление, насколько он мог судить, и гнули спины уже перед ним, отчего у мужчины до боли сводило скулы.
Он не привык к подобному отношению. К страху и ненависти — да, но не к раболепию. Молодой человек сам не хотел ни перед кем склоняться, и не желал, чтобы кланялись ему. Неприятие подобных отношений твердо въелось в него еще в Эргастении, и Лутарг предполагал, что уже никогда не сможет от этого избавиться.
Уже у входа в центральную залу, из которой началось его путешествие с карателями, Лутарг увидел еще троих представителей шисгарцев. Они вошли в замок со двора и о чем-то оживленно переговаривались, покуда их взоры не наткнулись на идущего перед ним Сальмира. Разговор между мужчинами тут же иссяк, и Лутарг не мог не заметить, что на лицах встречных появилась неприязнь, к которой отчасти примешивалась и зависть.
Молодой человек знал подобные взгляды, как самого себя, не раз ощущал их на своей спине, когда завладел хлыстом бывшего хозяина — Гурнага, отплатив тому за проведенное в цепях время. Чувствовал страстное желание других оказаться на его месте, видел, как оно завистливым ядом травит их души, подвигая ступить на тропу смерти — смерти от удара более сильного надсмотрщика.
— Окаэнтар.
Явное пренебрежение в голосе Сальмира, поздоровавшегося с одним из мужчин, только еще больше утвердило Лутарга в правильности его домыслов, также, как и язвительность ответившего на приветствие.
— Сальмир. Это он?
Все четверо, включая карателя, как по команде посмотрели на молодого человека, причем трое с нескрываемым интересом, но исследуемый выбрал спросившего.
"Это он?" — Лутаргу совсем не понравилось. Взгляды мужчин скрестились, каждый проверял другого на прочность, и молодой человек одержал победу. Окаэнтар первым отвел глаза, но Лутарг успел заметить в них искру недоумения.
"Кажется, я чем-то сильно поразил его", — подумал мужчина, двинувшись вслед
— Сядь!
Голос отца резал, как кривой охотничий нож деда, хранящийся в тайнике Таирии вместе с другими вещами, переданными ей Лурасой, и девушка послушно опустилась в указанное кресло, вцепившись дрожащими руками в подлокотники.
Внутри у дочери вейнгара бушевал пожар. Ей нестерпимо хотелось закричать, и с каждым мгновением это желание все нарастало, рвясь из груди так, что Ири приходилось сжимать зубы изо всех сил, чтобы сдержать себя.
Она устала быть покорной!
— Через три дня ты уезжаешь к тетке в Эргастению. Сегодня начинай собираться, — ошарашил девушку вейнгар, даже не посмотрев, какое воздействие окажут на дочь его слова. — Погостишь у Милуани, пока я не велю возвращаться. Заодно познакомишься с ее племянниками. Давно пора задуматься о муже, — продолжал говорить Матерн, стоя спиной к дочери и глядя в окно, пока Таирия пыталась осознать услышанное.
Ее отсылают? Это было равносильно удару. За всю свою жизнь Ири ни разу не покидала Антэлу, и даже когда сама хотела этого, просила отца отпустить ее, получала жесткий отказ.
Что изменилось сейчас? Почему он решил отправить ее к тетке, которую девушка видела только на портретах?
— Но, почему? — едва смогла выговорить она, все еще не справившись с потрясением.
— Потому, что я так сказал!
Мужчина резко развернулся, наградив дочь недовольным взглядом. В последнее время он потерял власть над ней, — признался себе вейнгар, — и все из-за этой! Младшая сестра раздражала Матерна, как кость, вставшая поперек горла и постоянно саднящая, одним своим существованием столько лет подряд нарушая все его планы.
Сперва ее чрезмерная жертвенность — чуть не лишила его трона вейнгара. Затем глупое упрямство вынудило пойти против воли отца и просить Милуани сослать маленькое отродье в каменоломни, из-за чего он теперь вынужден провозгласить своим приемником одного из ее племянников, что может поставить под сомнение его собственный статус.
Тэланцы не желали видеть чужеземцев в качестве своих правителей. История Тэлы знала несколько восстаний, поднятых народом из-за подобных желаний вейнгара. Права наследования были закреплены в хрониках, и следование им было жестко обязательным, иначе — считалось, что страну ждут беды.
Куда уж хуже, чем есть сейчас? Матерн с этими страхами черни был не согласен, но противостоять им возможности не имел.
— Ты поняла меня? — прорычал мужчина, вымещая на дочери собственную злость. — Это не обсуждается. Три дня за сборы. И если за это время, еще хоть раз увижу тебя рядом с Лурасой, пеняй на себя. Я устал повторять!
На последних словах Таирия съежилась, вдруг почувствовав себя маленькой девочкой. Глаза мужчины пылали, и от их огня по коже девушки пробегали мурашки необъяснимого страха. Сейчас она окончательно поняла, почему другие бояться его. Отец умел быть безжалостным и, как оказалось, по отношению к ней тоже.