Вой молодых волков
Шрифт:
— Думаю, мы сможем провернуть это дельце, сынок, — ответила после раздумья Мария. — Подождем, как будут развиваться события. Но меня беспокоит совсем не это…
— Африка! — понял ее с полуслова Владимир, и его глаза жадно блеснули. — Я ее хочу, мама! Без нее мы с тобой живем как нищие! У нас мир с Муавией, а значит, пока арабы режут друг друга, мои руки развязаны. А Равеннским экзархатом, так и быть, пусть подавятся.
— Ну почему же… — подумала Мария. — Мы потребуем назад и его тоже. Но после длительных торгов уступим. Нам он все равно ни к чему. Рано или поздно они захотят сожрать Лангобардию, а значит, эту полоску земли между германцами и бывшими герцогствами Сполето и Беневенто нам нипочем не удержать. Да, пусть твои братья ей подавятся. Африка важнее, чем нищая Италия! Но надо проявить терпение,
1 Тингис — современный Танжер, город в Марокко, расположенный на берегу Атлантического океана. Он всегда был самой западной точкой римских владений.
2 Via Militaris — военная дорога, которая шла от Сингидунума (совр. Белград) через Софию и Пловдив на Константинополь. Дорога имела ширину 8 метров и была вымощена каменными плитами. Ее остатки нашли в Сербии, когда строили автомагистраль.
Глава 3
В то же самое время. Южная Дейра. Остров Британия.
— Покажем этим дерьмоедам! — Сигурд надвинул на голову шлем и перехватил поудобнее свой чудовищный топор. Слева от него стояла шестнадцатилетняя дочь Гудрун со щитом и секирой, а справа — сын Эрик, который родился на год позже. Они оба прилично уступали отцу по габаритам, что не мешало принцу и принцессе быть на полголовы выше самого высокого воина. Впрочем, Эрик еще рос и обещал догнать отца, в ширину точно. А вот Гудрун… Она стала настоящей головной болью для старого короля…
— Эй, вы! — заорала девушка, выскакивая перед строем войска. — Есть еще в Дейре и Берниции настоящие мужики? Ну, кто сразит Гудрун Сигурддоттер, старшую дочь короля Британии? Ну же! Чего зассали? Или вы только овец пасти можете?
— Да уймите уже кто-нибудь эту несносную кобылу! — обреченно сказал Сигурд. — Эрик, какое я давал за нее приданое? Сто коров? Дам двести! И выкупа не нужно! Пусть хоть кто-нибудь возьмет замуж твою скорбную на голову сестру! Видят боги, даже дикие норвежцы из северных фюльков по сравнению с ней кажутся вполне приличными людьми!
— Отец, — сплюнул на траву Эрик, — так не помогает твое приданое. Она же дерется со всеми, кто к ней подкатывает, и пока не признала никого достойным своей неописуемой красоты. Чтобы найти ей мужа, надо договориться с кем-нибудь из великанов Ётунов. Он сначала отдубасит как следует нашу Гудрун, а потом заделает ей пяток детишек. Вот она и уймется.
— Неописуемая красота? — хмыкнул Сигурд. — Это ты сейчас про мою дочь сказал? Отличная шутка! На пиру повторю, когда твоя сестра напьется и заснет в хлеву, иначе гости смеяться не будут. С этой кровожадной стервой никто связываться не хочет. И как у нас с твоей матерью могло получиться такое!
— Дядя Харальд рассказывал, что покойный дед Эйнар точно так же говорил про тебя! — усмехнулся Эрик. — Вот прямо слово в слово. И как, мол, у нас с матерью мог уродиться Сигурд — разбойник, полоумный берсерк и беспутный пьяница.
— Братец Харальд мне просто завидует, — обиженно засопел король. — Мне королевство не свалилось на голову после смерти отца! Я свою землю мечом взял, как и положено настоящему конунгу.
А по рядам воинов Нортумбрии прокатилась волна изумления. Они что-то слышали про ненормальную дочь короля южных земель, но еще никто не видел ее в деле. Она до этого воевала с бриттами Уэльса и северо-запада.
— Ну же, дерьмоеды поганые! — надрывалась Гудрун. Она уже исчерпала весь запас ругательств и просто трясла топором.
Девушка и впрямь не слишком удалась на лицо, она выросла точной копией своего отца. Здоровенная башка с густой гривой волос, совиные глаза, шрамы от оспы и крупный нос могли бы считаться просто некрасивыми, но свирепая ухмылка, то и дело мелькавшая на ее лице, отталкивала будущих ухажеров. Всегда ли так было? Вовсе нет. Гудрун росла обычной девчонкой, только очень уж крупной, страшненькой и оттого довольно стеснительной. Она даже плакала порой в подушку, потому что ее чуть ли не в лицо дразнили Ётуном, ледяным великаном из сказок. Впрочем, непривлекательная внешность — вовсе не проблема для дочери короля. Претендентов на ее руку хватало, но она влюбилась в простого
Кровь, смывшая ту обиду, навсегда изменила Гудрун. Ее грусть прошла вмиг, а в голову ударило какое-то незнакомое до этого, пьянящее чувство. Она прислушалась сама к себе и внезапно нашла ответы на все вопросы. Ей понравилось то, что она сделала. Она получила немыслимое удовольствие, глядя, как труп насмешника лежит у ее ног в луже крови. Он никогда больше не сможет поглумиться над ней, и никто больше не посмеет этого делать, потому что она разобьет обидчику голову топором. Так она узнала, что смерть решает все застарелые проблемы, а потому в самое ближайшее время ее родители чуть не разорились, покупая во дворец новых слуг и выплачивая виры семьям убитых и раненых. Гудрун словно с цепи сорвалась, припоминая всем насмешки за спиной и презрительные взгляды. После пятого убийства Сигурд не выдержал. Никакие словесные увещевания и колотушки не помогали, и его дочь забила кочергой смазливую горничную, приведенную откуда-то с севера. Красивых женщин она ненавидела люто, понимая, что ей никогда не стать такими же, как они. И вот тогда Сигурд признал свое поражение, плюнул и отправил дочь на войну. Пусть лучше там сгинет ненормальная девка, которая подсела на кровь, как пьяница на вино, но не будет и дальше позорить семью. Дочь-берсерк! Подумать только. И, словно в насмешку, сын Эрик рос пригожим и на редкость рассудительным парнем, весь в мать. И его успели привить от оспы, в отличие от старшей сестры, которую эта болезнь изуродовала.
Надеждам Сигурда не суждено было сбыться. Гудрун не погибла. Напротив, она вполне успешно прошла два летних похода, а к шестнадцати годам ее знали все от Уэльса до Пролива и совершенно заслуженно считали двинутой на всю голову. Она лезла в самую гущу сражения и упивалась чужой кровью и смертью. Или билась в поединках, как сейчас…
— Вот ведь дура! — крякнул Сигурд, размышления которого прервали радостные вопли и гогот его воинов. Они-то как раз к Гудрун относились хорошо. Воины уважали ее, считая девой Одина, валькирией. Она дочь конунга? Да. Она девственна? Безусловно! Ее еще никто оседлать не смог, иначе растрепал бы о своем подвиге на весь остров. Эти два пункта считались самыми верными признаками спутницы одноглазого бога, которая по случайности сошла на землю. К дочери короля в войске относились со священным трепетом, а то, что она чокнутая… ну бывает. Валькирия же, Дева войны! Наверное, они все такие, ведь никто из живущих других валькирий никогда не видел, а потому сравнить было просто не с чем.
Бой все-таки начался. Гудрун виртуозно владела бранью на всех известных языках и вскоре довела какого-то воина из первого ряда до белого каления. Тот был на голову ниже, чем она, и прилично легче, а потому принцесса, не мудрствуя лукаво, сбила его на землю щитом, а потом измочалила секирой, оставив истекать кровью. Воин все еще был жив.
— Она опять глумится над ними, отец, — сказал Эрик. — Она выбрала слабака, чтобы порезвиться для начала. Она не уйдет оттуда.
Так и вышло. Гудрун нашла нового противника. Из строя Нортумбрии вышел копьеносец, и на этом шутки закончились. Им оказался знатный воин из народа англов, в хорошем доспехе братиславской работы и в шлеме, украшенном золотой чеканкой. И это умелый боец, он не стал брать меч, когда у врага такие длинные руки. Копье — штука простая, да только с секирой против него долго не продержаться. Гудрун подбежала к строю воинов и тоже взяла копье. Даже она понимала, что против такого оружия в умелых руках у нее шансов нет.