Война 1812
Шрифт:
– Я, - отозвался подпоручик, стоящий неподалёку. Он подошёл ближе. Застыл в ожидании вопроса.
– Докладывай, что у нас интересного.
– Всё как предсказывали, ваше высокоблагородие. Большая часть собирает трупы. Треть лезет повсюду. Ищет проходы.
– И каковы успехи?
– Со стороны леса – самые хорошие. Чем ближе подходят - тем больше становится погибших. Мрут как мухи. Агарков молодец! Такое намастерил - диву даёшься! Талант, ваше сиятельство... Цены – нет! Просто заправский душегуб!
– Талант, это хорошо!
– похвалили солдата.
–
– Есть, поздравить. А вот, со стороны ручья хуже. Посекло одиннадцать человек. На двенадцатом сообразили. Притащили доски, брёвна, длинные палки. Начали во всё тыкать. Прошли первый ряд. Сейчас разбираются со вторым. После третьего будут только "Ежики".
– "Ежики", говоришь?
– переспросил вселенец, рассматривая в трубу как несколько солдат, вытягивая из одной ямы раненного, провалились всей группой в другую.
– "Ежики" - тоже хорошо.
– Ваше сиятельство. Я прикинул - вдруг французы сообразят. Подгонят лошадей, зацепят верёвками, растащат по сторонам. И получится проход для кавалерии. А дальше у нас ловушек нет. К редуту прямая дорога.
Вселенец убрал окуляр от лица. Внимательно посмотрел на собеседника.
– Это ты верно заметил.
– Он пощелкал прибором, выдвигая, сдвигая трубу. Выдал решение - Давай-ка сюда Прохорова с ребятками. Пусть раздвинет ежей. А между ними поставит мины. А ещё найди наших умников, пусть прокатятся на своём "Механизме" вдоль последнего ряда. Насадят чеснока. Думаю, лишним не будет.
К Ланину с Новиковым поднялся курьер. Подошёл ближе. Отдал честь.
– Ваше сиятельство, только что поймали двух французских лазутчиков. Отбрехиваются. Сказывают - художники.
Ланин широко открыл глаза от удивления.
– О, как? Лазутчики? И не просто французы, а французские художники! Как интересно! Пожалуй, поеду посмотрю.
.....
Унтер-офицер вместе с двумя патрульными подвели к Ланину связанных пленников.
– Вот, нехристи проклятые. Везде лазили, высматривали, вынюхивали. Чего-то рисовали. У этого, мольберт за спиной. Наверное, главный. А тот мелкий, значится ученик.
Князь внимательно осмотрел знакомо-незнакомых художников. Строго свёл брови.
– А зачем засунули тряпки в рот?
– Ваше высокоблагородие, тощий слишком много разговаривает. А этот! – Указали на ученика.
– Федьке палец чуть не откусил. Когда его обыскивали. Пришлось связать и рты заткнуть.
Ланин внимательно осмотрел пленников. Особенно молодого с наливающимся синяком под глазом. Мальчуган, не выдержав взгляда, покраснел. Отвернулся.
– Новиков?
– вселенец позвал подпоручика.
– Здесь, ваше сиятельство.
Полковник кивнул в сторону незнакомцев. Спросил.
– Как мы поступаем с немыми шпионами?
Офицер обошел пойманных по кругу. Ухмыльнулся.
– Дык, эта...
– пожал плечами.
– Вешаем. Или стреляем. А можем сперва расстрелять, а потом повесить. Или, наоборот, повесить, а потом расстрелять. Всё зависит от вас, ваше сиятельство. Как прикажите. Можем одновременно и вешать, и стрелять.
Князь повернулся
– Услышал? Так, что... давай.
– Патрульного похлопали по плечу.
– Не занимай моё время. Быстро повесь на ближайшей березе. Потом прикажи несколько раз выстрелить. И патрулируй дальше.
– Фы.., мы... гны...
– пойманные начали нервно дёргаться. Выпячивать глаза. Пытаться что-то сказать.
– Господин полковник?
– старший патруля решился на вопрос.
– Так они говорящие. Просто у них кляп во рту.
– Новиков?
– вселенец снова обратился к подпоручику.
– Хитро посмотрел на него. Приподнял бровь.
– Да, ваше сиятельство?
– А что мы делаем с говорящими шпионами?
– Сперва на кол. Потом стреляем. Потом руки ноги отрубаем. А в конце - всё равно вешаем. За язык.
– Понял?
– повернулись к унтеру.
– Так, точно, ваше высокоблагородие. Но, может, всё-таки, перед казнью – допросите?
– А зачем? Шпионы, они и в Подмосковье, и в Москве, и в Коломне – остаются шпионами. Слушай, унтер? Много задаешь вопросов. Не по чину. Тебе приказали – иди, вешай. И больше не отвлекай меня.
Исполнительный патрульный не понимал игры полковника.
– Ваше сиятельство, а вдруг они знают тайну? Мы их повесим и ничего не узнаем?
– Думаешь?
– Ланин почему-то переспросил у Новикова.
– Всё может быть, господин полковник, - подпоручик кивал головой, сдерживая смех.
– Ой, ладно, уговорили, - князь подошёл к старшему шпиону. Резко вытащил тряпку изо рта. Затем громко заорал в ухо по-немецки – Wie heisst du? Wo ist der Hirte Schlacke? Wo hat der Fernseher das Funkgerat versteckt? Sag! (Имя? Звание? Кто командир? Сколько вас было в самолёте? Где пастырь Шлак? Куда ты спрятал рацию и парашют? Сволочь! Говори?! Немец.).
Вражеский лазутчик в ответ вытаращил глаза, сглотнул слюну и неожиданно ответил по-русски.
– Ваше сиятельство, это, я. Ваш слуга – Афанасий. Я никакой не шпион. А, это!
– Он кивнул на побитого подростка.
– Мадмуазель Мари. Я просто хотел увидеть и нарисовать поле боя. А, Маруся – она, как бы тоже художник, напросилась помогать.
***
Стефан Ля Гранж – режиссер Коломенского театра выглядывал из-за занавеси на огромное людское море собравшиеся на просмотр спектакля. Его тёмные глаза испуганно метались вправо, влево, словно соображая, в какую сторону бежать. У режиссера был нервный шок. Зрителей было не просто много, а безумно много. Это был третье выступление театра за неделю. В прошлые два раза зрители были. Но, не столько!
Казалось, именно сегодня, мир сошел с ума и собрал безумцев со всего света. Люди жаждали зрелища. Выступление задерживалось. Гул стоял такой, что хотелось куда-нибудь упасть, уползи, спрятаться и долго, долго никуда не выходить. Стефан собрал последние силы, спустился в палатку, где актеры готовились к спектаклю. Сочувствующе посмотрел на них. Все были в таком же возбужденно-подавленном состоянии. Всех трясла лихорадка.