Война 2030. Красный рассвет
Шрифт:
Для общего боевого потенциала важно даже не это. Все корабли в радиусе трех километров из-за выгорания специальной краски, из-за погнутости углов, а также нарушения гладкости покрытий более не могут относиться к построенным по технологии «стелс». В эти времена весьма важная характеристика. По зашоренным директивами взглядам некоторых членов командования, даже наиважнейшая. Исходя из такой крайности, корабли уже небоеспособны и нуждаются в срочном ремонте. Но кроме этой, во многом напускной неурядицы, есть действительные проблемы.
Из-за близости подрыва почти все корабли ордера в зоне радиоактивного
147. Морские песни
И молчаливый сигнал-предупреждение компьютерного века: «В воде активный локатор!»
Что это значит? Для тех, кто соображает в современной подводной войне, очень и очень многое. Это значит, что, возможно, «Индиру Ганди» уже засекли. Засекли, но не слишком уверены. И потому рубят воду активным, выдавая свои намерения.
«Луч на нас?»
«Нет». А может, в действительности только «Пока нет». А ведь это разные вещи.
И, значит, еще есть шанс, ибо уже где-то здесь, по крайней мере в границах зоны поражения ракето-торпед, вожделенный штатовский авианосец. Тот, что никогда не увидеть им в перископном мониторе: ни в жизнь не подпустят корабли охранения на такую дальность. И следовательно, только на картинках, в красивых рекламных роликах, отснятых Пентагоном для ненавязчивой отчетности Капитолию за девять с лишком миллиардов новых долларов. И даже если вдруг как-то утопят, то и тогда не увидеть апогея — его становления на попа, ибо это уже компромат тому же Капитолию и выход из тени тех, кто когда-то голосовал за экономию ресурсов.
Потом новая серия докладов:
«В воде торпеда. Дальность примерно тридцать километров. Сброшена с воздуха».
«И, значит, где-то в небе носители торпед, а мы их ни черта не видим, не чувствуем», — размышляет командир атомохода. И предупреждая его запрос — снова оттуда, с ушей и глаз лодки — кабины акустиков:
«Еще одна торпеда. Скоростная. Дальность — тридцать пять. Идет перпендикулярно нашему курсу. Направление — от нас!»
«И, значит, удаляется. Из чего следует, что не по нам, — мыслит Бортник. — Неужели по кому-то из тех, с кем мы идем в одной, плохо скрепленной связке?»
А от акустиков, из их напичканного электроникой отсека следует новый пакет данных. Там, в шестидесяти милях, шум винтов. Мигом определен тип, ибо кто-то дает полный ход, а такое нельзя не услышать даже гораздо более примитивной аппаратурой. И теперь знаем, кто дает «полный». Старая дизель-электрическая боевая машина типа «Варшавянки». «Хорошая ты вещь, но прошли, давно прошли твои времена», — думает Бортник, холодея. Он хочет зажмуриться, ибо неумолимый и бесчувственный монитор рубит и рубит в экран новые данные. О том, кто да что, когда и как. Не понимает он человека, у которого за спиной опыт училища и смутные, запыленные, но, оказывается, незабытые лица друзей-курсантов. И страшно увидеть сейчас название этой полностью и досконально опознанной лодки, и возможно восстановить в памяти случайные сведения о том, кто на сегодня является там командиром или первым помощником. Но проносит, хотя опознание имеется. Изначальное имя «Шейх Акбар-Али», потому как первоначально построена по заказу ВСА (Восточной Саудовской Аравии). Дальнейшее прошлое
«Теперь уже известно», — прикидывает Бортник. Вполне может быть, что судьба этого «Шейха» не хуже, чем у «Индиры». И радует недостаток данных. Не знаем мы, кто сейчас на этом «Акбаре» командир, и, хоть переживаем за его маневры, все-таки эти чужие трагедии не полосуют сердце.
В воде уже несколько активных ловушек-имитаторов «Варшавянки». Война идет не в шутку. А то, что аппаратура «Индиры Ганди» запросто селектирует, что и где, не слишком радует. Ибо не может быть, что у янки на дирижаблях компьютеры хуже.
«Обнаружены ли подводные пуски?» — запрашивает Бортник, хотя знает ответ. Хочется кусать ногти в бессилии.
«Нет, только сверху, с воздуха. И именно плюханье», — надиктовывает откуда-то техник Синийчук. Это значит, что торпеда не входила в воду с ускорением вертикально, то есть ее не принесла на себе стартовавшая откуда-то издали ракета, выпущенная с корабля или далекой атомной лодки. Агрессоры где-то здесь, сверху. Точнее, в тридцати милях. Это можно и должно использовать.
«Всплытие до пятидесяти. Буй в готовность!» — командует Бортник. Почему бы действительно не использовать кутерьму в свою пользу? Не уточнить у Центра положение американцев?
Они еще не успевают получить ответ на запрос, когда от акустиков поступает скорбное окончание репортажа:
«Засечены звуки, сопоставимые с проломом жесткого и «мягкого» корпуса. Глубина триста. Дальность шестьдесят два. Координаты…»
Бортник не закрывает глаза, но и без этого видит сознанием, как сминается, ломается красивый семидесятиметровый корпус «Варшавянки» и падает вглубь. Здесь, под ними, около пяти тысяч метров.
Капская котловина.
148. Твердый грунт
Герман Минаков стал предметом зависти всего мужского населения лагеря, включая иностранцев и пленных и исключая лишь мужскую часть программистов, для которых женщины оставались только коллегами. Кое-кто в лагере подшучивал, что, возможно, у них что-то не так с ориентацией. Подтверждений такому предположению не имелось, так что оно оставалось на совести тех, кто об этом шушукался. Но вот у Германа и Лизы с ориентацией было в норме, однако в действительности все выглядело не так захватывающе, как мерещилось со стороны глотающим слюни. Когда однажды Герман в свете прячущейся за тучами луны позволил себе некоторую вольность, Лиза Королева спокойно и без всяческой обиды поставила барьер:
— Нет, милый Герман. Не здесь и не сейчас. Вы разве не замечаете, что мы живем без элементарных санитарных удобств?
Естественно, это Герман замечал. Да и не только он. Однако на его предложение сместить лагерь ближе к какому-нибудь источнику воды Сергей Шикарев ответил просто:
— Вы же военный, Герман Всеволодович. Янки знают, что мы где-то здесь. Они ведают, что нас много, и, естественно, вначале будут искать возле этих самых источников. Да, пока они нас не ищут, видимо, погрязли в других делах. Но рано или поздно — начнут, и тогда наша удаленность от воды даст нам лишние сутки на бегство.