Война амазонок
Шрифт:
– Кто тебе это сказал?
– Герцогиня де Монпансье прислала Жана д’Эра рассказать мне о твоих успехах.
– Опять Жан д’Эр!
– Полно, ревнивец, имей же полное доверие к твоей жене.
– Ты права, если тебе хочется, продолжай принимать Жана д’Эра по-прежнему, как будто ничего не было. Не надо давать повод злым языкам, которых спустили с цепи против счастливейшей семьи в Париже.
Вследствие взаимного согласия прекрасная советница была по обыкновению любезна с Гонтраном, занимавшим место в блистательной толпе, окружившей ее по случаю успехов ее мужа. Но ее
– Да, – говорил он ей, пользуясь шумом оркестра, – только смерть прекратит мою любовь, подвернется случай умереть, я не упущу им воспользоваться – будьте в том уверены.
– Запрещаю вам рисковать жизнью и приказываю вам обнажать шпагу не иначе, как только в случаях, когда опять можете заслужить похвалы и благодарность честных людей.
– Завтра герцог Бофор отправляется с войском, чтобы отрезать путь королевской армии, а меня там не будет!
– Это доставит мне удовольствие видеть вас!
– Жестокая! Вы смеетесь над самой чистой и страстной любовью…
– Нет, это не чистая любовь, потому что я не могу слышать о ней, не делаясь преступницей.
– Вы преступны?
– Как и всякая другая женщина, господин обольститель. Вы смотрите на вещи с вашей точки зрения, а не с точки истинной чести.
– Позвольте, однако…
– Однако вы знаток во всех отношениях по делам чести. Полноте, друг мой, будьте рассудительны; скажите себе раз навсегда, что я не могу быть вашей, и позвольте мне вас женить. Я вам найду невесту, прекрасную во всех отношениях.
– Никогда, никогда! Я буду принадлежать вам или никому. Вот закон, какой я сам себе предписал.
– Замолчите и ступайте скорее к герцогине Монпансье, я вижу, что она на нас смотрит и, кажется, делает нам знаки.
Гонтран повиновался и подошел к принцессе.
– Господин Жан д’Эр, – сказала принцесса тихо, – через час вы должны кончить свои сборы к отъезду.
– Слушаю, ваше высочество.
– Завтра утром вы поедете с герцогом Бофором, который предводительствует иностранным войском, призванным кардиналом Мазарини во Францию.
– Слушаюсь, ваше высочество, – отвечал молодой человек, скрывая свою радость.
– Через час, не раньше. Не уходите отсюда, пока я вам не скажу.
В эту минуту оркестр, все время игравший разные пьесы в ожидании прибытия герцога Орлеанского, грянул торжественный марш, что означало прибытие принца, всходившего на крыльцо в сопровождении старшин, головы купечества и всей блистательной свиты.
Гастон торжествовал. Его посадили в кресло, походившее на трон. С величавой самоуверенностью принимал он общественные почести. Затем он встал, обошел все галереи, рассыпая направо и налево любезные слова, пожимая руки – счастливый успех, увенчавший опасную, с подводными камнями игру, которая называется популярностью. Он сам себе задавал вопрос, что может выйти из этих восторгов. Обойдя все залы, он возвратился в главную убежденным, что Шалэ и Сен-Марс, пытавшиеся сделать его королем посредством заговоров, были жалкими простофилями, занятыми личными
– Надеюсь, что этот прием заставит вас уехать завтра в Орлеан, – сказала ему принцесса Луиза.
– Без всякого сомнения, – отвечал отец, упоенный своей популярностью.
Тут он подал знак своему церемониймейстеру, который тотчас же отправился в залу, где находилось семейство Мансо.
Скоро блистательный царедворец явился, ведя под руку Маргариту, которая была свежа и прекрасна в белом платье. Всюду по дороге она слышала единодушные похвалы ее красоте.
Гастон Орлеанский встал со своего кресла и с грациозным, ему только свойственным достоинством взял ее под руку и повел на место, приготовленное для танцев. Он с увлечением произносил восторженные комплименты своей даме и был поистине изумлен красотой этой мещаночки, затмевавшей многих знатных дам.
Но герцогиня Монпансье напрасно ждала своего кавалера, напрасно посылала шталмейстера отыскать его: Ренэ не было в залах.
– Верно, этот добрый малый засел в каком-нибудь кабаке, – предположил принц Гастон в терпеливом ожидании.
– Ваше высочество, – возразила Маргарита, вспыхнув, – мой брат не пьет, а если он не пришел, так наверное с ним случилось какое-нибудь несчастье.
Герцог Орлеанский не принадлежал к числу людей, которые стали бы тревожиться из-за таких пустяков, и по свойственному ему эгоизму не замечал тревоги, выразившейся на лице его молоденькой дамы.
В это время герцог Бофор подошел к принцессе, которая, подавая руку, сказала:
– Мой кавалер изменил мне, не хотите ли его заменить?
Начались танцы к удовольствию всех вообще и мужа с женой Мансо в особенности: они не могли нарадоваться, что их дочь танцует с дядей короля.
Герцогиня Монпансье не без умысла предложила руку герцогу. Между тем как ее отец выполнял для восторженных зрителей самые замысловатые па и с любезностью затушевывал робкую неопытность Маргариты, принцесса, притворяясь необыкновенно веселой, наклонилась к уху Бофора:
– Друг мой, завтра вы отправляетесь командовать вашей небольшой армией, а мой отец уедет в Орлеан. Слушайте же. Как только король покинет страну, вы поедете в Сент-Анжу, сохраняя строгое инкогнито.
Казалось, герцог был сильно удивлен, но вопрос выразился только в его глазах.
– И я там буду, – докончила Луиза, в глазах которой блеснуло пламя гнева и надежды.
– Ради Бога, что случилось?
– Час тому назад я видела Гонди.
– Ну, так что же? – спросил Бофор.
– Он все знает.
– Так вы для этого?…
– Тише, я не могу более разговаривать с вами. Гонди не дремлет, за мной подсматривают… Но это решено?
– Да, – отвечал Бофор, принимаясь выделывать в свою очередь мудреные па.
В это же время великолепно одетый господин подошел к тому месту, где танцевали герцог с Маргаритой и, пользуясь минутой, когда герцог, исполняя какую-то фигуру, отошел от своей дамы, он наклонился над ее ухом и сказал так тихо, что она одна могла слышать:
– Не оглядывайтесь и слушайте.