Война без людей. Книга шестая
Шрифт:
– Крайне важной работы, Соломон Самуилович! – молчаливого меня вновь попытались сжечь взглядом.
– Категорически насрать! – как-то бодро и грубо отвякнулся врач, – Если бы мне этого пациента доставили, то я б ему прописал тоже самое, только не на две недели, а вообще до бесконечности! И кефир с зефирками привозил бы самолично к двери! Зачем? Шо значит зачем? А вы себе представляете нормального человека, но в теле призрака? А, представляете! А в виде аморфной массы?! А свихнувшегося?!
– Поубивать всех сильно хотелось, – впервые вставил в разговор реплику я.
– Вот! – торжествовал Соломон
Словоохотливый мужик. Очень словоохотливый. Тем не менее, он удивил нас обоих своей железобетонной уверенностью, что, если бы не начался мой загул – началась бы жопа иного толка, но она бы точно никому не понравилась. А всё мозг виноват. Он, как метко заметил этот мудрый толстячок, одновременно и гений, и дурак. Смысл был в том, что мое подсознание за время заключения очень неплохо уверилось в том, что туманная форма существования куда более выигрышна, чем кусок мяса. Нет голода, холода, ничего не чешется, не устает, не давит на голову. Прекрасно же, да? А уж если помогает выжить…
Ну вот, это проявление подсознательной гениальности – смена парадигмы существования. А вот тупость такого решения в том, что человек, как его не крути, животина социальная, поэтому, оказавшись призраком-не-призраком, я понятия не буду иметь как жить эту жизнь и чего от неё вообще надо. Соответственно, перестану что-либо делать, либо наоборот, буду «искать себя», делая… что-то. И вот после заключения в темноте и очень большой обиде, это «что-то» могло быть очень травмоопасным для окружающих. Особенно, если учитывать, как я «прокачался» за то время, когда сутками напролет, полтора месяца подряд, рвался на свободу.
Так вот, как раз активация инстинкта размножения и позволила напомнить подсознанию, что мы не затем живем, чтобы ничего не чувствовать, а затем, чтобы оставить потомство. Так что это вполне себе удачно сработало. Далеко не сразу, конечно. И далеко не просто. Но сработало!
– И насколько он теперь адекватен? – мотнула в мою сторону головой успокоившаяся Окалина.
– Ну что, Витя, скажем? – отечески улыбнулся мне врач, тут же становясь профессионально серьезным, – Полностью он адекватен, товарищ майор. Полностью. Конечно, я могу уверенно утверждать подобное, если его не будут трогать и подвергать стрессу. Полгода покоя на реабилитацию минимум, и это будет оплачиваемый отпуск, а затем…
– Не годится! – тут же отрубила майор.
– Тогда облизнись, дурная девчонка! – самым неожиданным образом взревел доктор, колобком вскакивая на ноги, – Думаешь, я не знаю, что ты тут выкаблучиваешься?!! Хочешь Нинку свою из-под удара вывести?! На пацана лабораторию списать?!! А потом его в строй поставить?! Сейчас, разбежались! Я вам, сучки, такую жизнь сейчас устрою!
Оп-па, а они знакомы! И, видимо, очень хорошо знакомы, так как несгибаемая Окалина, та самая Ржа, что не кланялась пулям и провоцировала пару десятков вражеских неосапов на атаку себя любимой, внезапно съёжилась, как провинившаяся школьница!
– Вить, ну-ка выйди! – громыхнул старичок, внешний вид которого буквально минуту назад кричал, что он и мухи обидеть не в состоянии.
Что хорошего в больницах – там всегда много бесплатных газет. В этой реальности Советский Союз даже сильнее, чем
В мире тем временем творилась глобальная жопа. Точнее, множество жоп, тесно переплетающихся друг с другом. Восточная Европа представляла из себя растерянный хаос чуть ли не на пороге гражданской войны. Ксенофобы, чувствовавшие себя ранее достаточно уверенно, оказались козлами отпущения для всех, кто пострадал от введенных эмбарго и торговых блокировок. Таких оказались… миллионы. Демонстрации, общественные протесты, грабежи, голодные бунты, всё это стало нормой жизни. По старой традиции тут же появились беженцы, но их никуда не пускали, что порождало дополнительные очаги напряжения.
В Западной Европе всё было слегка получше. «Чистота» здесь плотно обосновалась во главе углов, от чего политика «свалить все беды на неогенов» продолжала достаточно эффективно работать. Ситуация, если верить словам наших репортеров, тоже была швах, но швах управляемый. Пока что. Слишком тяжелым стало положение наших европейских соседей после обрыва связей с двумя крупнейшими государствами-соседями. Так что Европа бурлила и плохо пахла, извергая сотни и сотни ничем не подтвержденных политических заявлений.
Восточные товарищи, как, впрочем, и Турция с арабами, мало говорили, много слушали и продолжали торговать. А вот Америка… Тут было самое интересное. Кто-то когда-то сказал, что американцы – великие мастера компромиссов и торговли. Наверное, это была правда.
Они сделали ход конём, выступая в поддержку идее создания отдельного образования, организации даже, можно сказать, в составе которой будут только и строго неосапианты. Независимого подразделения ООН, под юрисдикцию которого отойдут как сами «новые люди», так и все оставшиеся на планете Зоны. Они, эти американские «сверхлюди», ратовали за создание страны неогенов, находящейся под протекцией Организации Объединенных Наций. Дружно, слаженно, произнося тщательно режиссированные речи, утверждая, что подобный ход вернет мир и спокойствие всем без исключения странам.
Шутка? Нет. Совсем не шутка, даже если она звучит из глоток ряженых клоунов, страдающих дурью на потеху публике. Особенно, когда они не просто толкают свои речи, говорят о том, что уже выбирается место, где подобный анклав (конституцию которого будут утверждать его граждане!) должен будет находиться. Особенно, когда их все жарче и жарче поддерживают по всему миру… все. За исключением СССР и Китая, конечно, но это уже не шутки.
Ни разу не шутки.
А уж когда они начали принимать неогенов-беженцев, открыто объявив о своем протекторате над ними, с гарантиями прав и свобод, мир захлебнулся желчью. Статьи в наших газетах буквально сочились от осуждения, но вряд ли это помогало всерьез.