Война богов

Парни Эварист

«Ни шагу мы не сделаем назад!» Так Исраил ответил громогласно За ним Гвенолий: «Мы им зададим!» Рек Иоанн: «Уж мы им всыплем, ясно! Добавил Карп: «И тошно станет им!» Освободиться хочет он напрасно Из рук своей любовницы прекрасной (Они в него вцепились как клещи) Смеясь, героев тянут за плащи. Сперва они готовились сразиться, И кулаки сжимали, чтобы биться; Грозясь и хорохорясь без конца, Икотою слова перемежая, Нетвердою походкою ступая, Они дошли до самого дворца И на Олимп в конце концов попали. Устав от непривычных вакханалий, Все четверо уснули крепким сном, Ни «Отче наш», ни «Деву» не читая Сон, маками их щедро осыпая, Приосенил пьянчуг своим крылом.

ПЕСНЬ ШЕСТАЯ

Взятие Тартара христианскими

чертями.

Дружеский спор между лицами св. Троицы.

Взятие Олимпа. Языческие боги бегут во владения скандинавов.

Ночное сражение между Дианой и архангелом Гавриилом.

Я видел, как атаковал Амур Младую Эльму. Нежен и прекрасен Был этот враг; хоть ласков, но опасен, Почтителен, но ловок чересчур. Боролась ты... Неясное смятенье Закралось в грудь, ослабило тебя; Ты грезила, забыв нравоученья, И одолеть позволила себя. Но не совсем твоя иссякла сила: Ты, в бегство обратившись, победила. Не отдавай же понапрасну дань Воспоминаниям о днях минувших: Опасностей страшись и промелькнувших Они вернуться могут. Даже лань, Счастливо избежавшая погони, Надолго страх запомнит, и дрожит, И мчится прочь, хоть смерть ей не грозит. Когда бы Карп с друзьями, эти сони, Не позабыли о примере том Они не очутились бы в полоне И не храпели б ныне вчетвером. Над ними все смеялись беззаботно, Хвалили Купидона, свой оплот. «Увы, победа эта мимолетна, Заметил он, — и нас погибель ждет. Нам изменил Приап... Порой ночною С сатирами он вздумал пошалить И дал себя охотно окропить, С поличным пойманный, святой водою. Отправились они без дальних слов, Чтоб вертоград возделывать Христов».

Известия такие огорчили Язычников: увидели они, Что скверные для них настали дни: Ведь их враги числом превосходили. Минервы долго нет, а на редут, Возможно, нынче приступом пойдут. Усугубив печаль их и кручину, Мрачней, чем ночь, является Плутон, Ведя свою супругу Прозерпину. За ними вслед идет седой Харон С веслом своей древнейшей в мире барки. Затем идут, потупив долу взор: Алекта, старшая из трех сестер, Мегера, Тизифона и три Парки. «Вы здесь? — вскричал Юпитер, поражен, Откуда вы?» Насупился Плутон И пробурчал: «Вестимо, мы из ада». «Но почему приспичило вдруг вам На небеса являться? Что вам надо? Вы привели весь ад к моим стопам!» «Увы! Нас всех из Тартара прогнали, Нельзя ль, чтоб нам другое место дали?» «Кто вас прогнал?» — «Да черти христиан. Противиться им, право, не могли мы: Был даже Цербер страхом обуян. Их набольший — урод невыразимый, Я побледнел при взгляде на него. Не трудно вам представить, до чего Он вежлив был! Узнавши об опале, Сходил я с трона, плача от печали; Он мне помог и руку протянул. Гуманности не чужд сей Вельзевул: Хотя слывет он крайне нечестивым С моей женой он был весьма учтивым. И я покинул ад со всей семьей. Увы, на возвращение едва ли Надежда есть... С почетом провожали Нас дьяволы под барабанный бой».

«Итак, они Элизий захватили?» «Жизнь горькая их ожидает там. В подземный край едва они вступили Как ринулись гурьбою к тем местам, Где вечная весна царит, нарядна, И где Забвенье обитает... Жадно Они искали Лету, к нам попав: Их прошлое, должно быть, тяготило. Им показали Лету, и стремглав Они в нее кидались, бросив вилы. Однако тут постигла их беда: Вдруг в пламя превращается вода... Бранясь, они на берег вылезали, Зефирам на полянках подставляли, Чтоб освежиться, спины, животы, Багровые морщинистые лица, В тени валялись, нюхали цветы И мяли, не умея насладиться. А шум и гам от криков, беготни! Зеленый луг впервые видел каждый. И, мучаясь неутолимой жаждой, До дна все речки выпили они. Внезапно Стикс вскипает, разъяренный, И, выступив из низких берегов, Потоком лавы серной, раскаленной Он заливает ад и мертвецов». «О, как мне жаль, что сделался геенной Элизий, светлых духов край блаженный!» «Они отныне прокляты навек: В них более не верит человек».

Плутона речь расстроила немало Собравшихся. Что с их гордыней стало? Все в ужасе, и было от чего: Противники справляют торжество. Но Аполлон, хотя и сам встревожен, Их утешает: «Полноте

скорбеть! Об алтарях не стоит нам жалеть: Ведь род людской так глуп и так ничтожен! С Олимпа хоть и прогоняют нас Есть верное убежище: Парнас. Там властвовать мы будем без помехи. Дар нравиться, способность просвещать, Искусства, ум нельзя у нас отнять; Там — Грации, Амуры, Игры, Смехи. Не будет это худшей из невзгод! Людское нас спасет непостоянство. Когда-нибудь врагам придет черед Освободить небесные пространства. Освистаны, осмеяны, шуты Уйдут, забрав и гвозди, и кресты. Пристанище себе, всего скорее, Они найдут в каком-нибудь музее».

Покуда он пророчествует так, Раздался крик: «Тревога! Христиане!» Они идут на приступ натощак, Победа им обещана заране. Добр, но суров, архангел Михаил Передовых подхлестывает пыл; Христос, в тылу устроясь безопасно, Войскам своим вещает сладкогласно.

«Смелей, вперед! Сейчас мы победим, Крест на Олимпе ихнем водрузим! Дрожать от страха воинам негоже. Ничем вы не рискуете, друзья. Нас разобьют, по-вашему? Так что же? Не бойтесь ран! От них, ручаюсь я, Вы умереть не сможете вторично!»

Его витийство, голос мелодичный Уверенность трусливым придают. Зажмурившись, вперед они бредут, До стен дошли и приступ начинают. Их копьями и стрелами встречают. Готова и кипящая смола, И дротики, и с углями жаровни, Гвоздями сплошь утыканные бревна, Каменья, кучи битого стекла... Расплавленный свинец потоком льется О, сколько тут проклятий раздается, Как много тут расшибленных голов, Ослепших глаз и выбитых зубов, Носов разбитых, членов поврежденных. Власов и крыльев, начисто сожженных!

Сражение увидев, Дух святой Внезапное почуял вдохновенье И заявил: «Сложу я песнопенье, Чтоб ангелы рвались отважно в бой».

Х р и с т о с

Вот глупости! На облако напрасно Взмостились вы. В резне такой ужасной Услышат ли дрожащий ваш фальцет? Не думаю. Скорей всего, что нет. К чему экспромт, когда идет осада?

Б о г — о т е ц

Мой сын, ты прав. Псалмов пока не надо! Победу одержав, мы их споем.

Д у х с в я т о й

Ну, в правоте я вашей не уверен.

Б о г — о т е ц

Я не учен, таиться не намерен. Ведь люди, в неразумии своем, Распределить решили все по вкусу: Ученость — вам, а кротость — Иисусу. А что же мне? Одна лишь борода, Да прозвище «отец». Ну, не беда, Спасибо и на этом! Ведь красива, Неправда ль, борода моя на диво?

Х р и с т о с

Зачем вы, отче, гневаетесь так?

Б о г — о т е ц

Я гневаюсь? Вам кажется! Пустяк! Коль взять в расчет и триединство бога, То сам себя я критикую строго.

Покуда этот спор происходил, Осада началась, согласно правил. Вот лестницу уж кто-то притащил И к башне угловой ее приставил. Кто будет первым? — «Лезь, апостол Павел!» «Лезь ты!» — «Нет, нет!» — «А ты?» — «Я не решусь, Боюсь смолы». — «Я тумаков боюсь». «Я — оплеух». Друг друга все ругают, Все в трусости друг друга упрекают. Тут Христофор является святой, Широкоплеч и кривоног — такой, Каким его в церквах изображают. Благочестивым рвеньем он пылал, Христа когда-то на спине таскал. На лестницу он первым взгромоздился, За ним десяток ангелов пустился. И вот уж ухватился за зубец Поднявшийся на башню удалец... Увидел Марс его и разъярился Ряд статуй стены замка украшал; Он к собственному бюсту подбежал, Без сожаленья мощною рукою Его от пьедестала оторвал И, высоко подняв над головою, Вскричал, смеясь: «Как видите, друзья, Не пощадил своей персоны я; Пусть каждый точно так же поступает!» Бюст Христофору в брюхо попадает... Сшиб остальных в падении своем Святой толстяк, отделавшись испугом. Сорвавшись со ступенек друг за другом, Они летят на землю кувырком.