Война чудовищ
Шрифт:
Ветер усилился, и птица спустилась пониже – к самой верхушке каменной ратуши. Она начала высматривать подходящий карниз, но ее вдруг развернуло и бросило вниз – прямо к распахнутым дверям.
Ворона забила крыльями, рванулась в сторону, подальше от черного проема и только краем глаза увидела, как из ратуши выскочил светловолосый человек с мешком в руке. Не удержавшись на ногах, он упал, и пыль взметнулась к солнцу сизым облаком. Ворона сделала круг, глянула на него с надеждой – этот не походил на живую мертвечину и вполне мог стать обычным трупом, старой доброй едой. К тому же свежей. Но человек резво вскочил, закинул мешок за плечи и погрозил кулаком
Ворона решила, что все кончено и сегодня обеда не будет. Она взлетела и попыталась повернуть на север, к окраинам, но беспощадная сила бросила ее обратно вниз, прямо на ветви дуба, что рос посреди площади. Отчаянно бранясь, ворона утвердилась на самой толстой ветке и нахохлилась, разглядывая двери ратуши.
Она не знала, зачем она здесь сидит и почему. И что ее держит на этом засохшем дереве. Ворона знала только одно: она должна сидеть и смотреть на двери каменного дома, от которого пахнет смертью.
В пустом коридоре царил полумрак: свет, что лился из распахнутой двери, заставил темноту отступить. Но его было слишком мало, чтобы полностью рассеять тьму, пропитавшую весь дом.
Сигмон огляделся. Никого. Ни малейшего намека на то, откуда взялась толпа упырей. Лишь некоторые двери в длинном коридоре приоткрыты, те, что раньше были накрепко заперты. Быть может, это кабинеты, в которых мирно трудились счетоводы, а может – кладовые с залежами бумаг. В любом случае тан не собирался любопытствовать, что там. Себе дороже.
Осторожно ступая по скрипучим доскам, он подошел к лестнице. Около деревянных перил тьма снова сгустилась, и тан остановился, пытаясь рассмотреть, что там внизу. Полоса солнечного света осталась за спиной, и Сигмон почувствовал себя неловко, словно лишился поддержки друга, прикрывавшего спину. Ему не хотелось нырять в темноту с головой, возвращаясь в царство неупокоенных, откуда он только что вырвался. И все же... Он не слышал крика Рона, не почувствовал его смерть. И не ощутил радости вампира, утоляющего голод. Это значит, что алхимик жив. Если бы это оказался кто-то другой, не Рон, тан давно бы вылез в окно и поискал спутника на улице – вдруг ему удалось выбраться самому. Но если полуэльф не выбрался, то любая задержка могла обернуться его смертью. А это ведь Рон – тот самый, что шел с ним до самого конца, тот друг, которого он бросил в прошлый раз. Нет. В этот раз он не оставит Рона одного.
Затаив дыхание, как перед прыжком в воду, тан ступил на лестницу и начал спускаться, держа перед собой кинжал из эльфийского серебра. Тьма сгущалась над головой, словно Сигмон погружался в мутные воды стоячего пруда. Запах плесени накатил с новой силой, а дыхание сырой земли – осенней и холодной – он чувствовал всей кожей.
На последней ступеньке тан споткнулся и едва не скатился по лестнице. Пришлось спрыгнуть на пол, и уже тогда он понял, что не стоило этого делать. Лучше было бы ему остаться на лестнице.
Зал на первом этаже, что раньше пустовал, теперь был во власти проснувшихся упырей. Серая масса шевелилась ожившим болотом, качалась из стороны в сторону, подчиняясь неслышному ритму. Их было не меньше двух десятков. В темноте поблескивали обнаженные спины – большинство новообращенных не думали об одежде. И от всех от них волнами распространялся запах земли и могильной
Когда ноги Сигмона коснулись скрипучих половиц, десяток голов повернулись к нему. Быстро. Слишком быстро. Похоже, новообращенные уже приходили в себя – те, что были укушены раньше других. Утолив первый голод, они осознали, что произошло, и теперь пытались приспособиться к новой жизни. Скоро и остальные станут такими – когда уймут нестерпимую жажду крови, что сейчас лишает их рассудка. Они придут в себя, станут как Старшие – чувствующие и мыслящие чудовища, одержимые жаждой крови. Сигмон понял: это и содрогнулся. Только здесь, пред ликом пахнущей тленом толпы, он понял, это не просто нападение, не просто охота. Это рождение новой расы – злобной, смертельно опасной и на редкость плодовитой. Расы паразитов, что может в считаные месяцы заполонить все земли людей. Время ночного народа прошло. На смену им явились настоящие упыри из древних легенд.
Живое болото всколыхнулось, по нему пошла легкая рябь: самые сообразительные кровососы начали пробиваться к Сигмону. Остальные оборачивались – еще немного, и все они двинутся к лестнице серой волной. Но тан не собирался задерживаться: он уже узнал все, что хотел знать.
Упыри не зря собрались в огромном зале у выхода из ратуши. Вдалеке светилась огненным порталом распахнутая дверь – солнце заглядывало в зал, выбросив в темноту длинный язык света. Он распластался на грязных досках горящим пятном, и на этом крохотном светлом пятачке приплясывал человек. В одной руке он держал нож, а в другой – светлый заплечный мешок. Ронэлорэн.
Он прыгал и вертелся на месте спятившим скоморохом, поливал кровососов отборной бранью, в надежде выманить их на солнечный свет. Алхимик сделал все, чтобы отвлечь армию упырей от друга и преуспел – внимание мертвых было приковано к обезумевшему человечку, танцующему в лучах солнца. Вампиры не решались подойти ближе и толпились в центре зала, стараясь оставаться в темноте. Они морщились, прикрывали глаза, но не уходили – теплая кровь тянула их к свету. И некоторые, самые смелые – или самые глупые подошли слишком близко.
На глазах у Сигмона алхимик сделал шаг в темноту. Тотчас один из кровососов ухватился за его руку и тан вскрикнул. Но Ронэлорэн резко подался назад и выдернул упыря на свет. Тот вспыхнул факелом, и в лицо алхимику плеснула волна пепла.
– Рон, – крикнул тан. – Назад! Выходи на свет! Я скоро выйду!
Алхимик отпрыгнул к дверям и приложил руку ко лбу козырьком, пытаясь высмотреть в темноте друга.
– Назад! – крикнул тан.
Теперь все упыри обернулись к нему. Эта кровь была ближе, и она не плясала в смертельных лучах солнца – она оставалась в тени, такая теплая и доступная. В едином порыве строй молчаливых тел шагнул к лестнице.
Сигмон отступил. Очень заманчиво прыгнуть в эту толпу и проложить себе дорогу к близкому выходу – клинком. Это было бы очень красиво – вихрем пронестись сквозь ряды упырей, размахивая серебряным кинжалом и оставляя за спиной вихрь из пепла упокоенных. Это было бы очень красиво. И глупо. Строй упырей не зря напоминает болото – навалятся всей кучей, собьют с ног и мигом затянут в серые глубины, откуда никто не выйдет живым.
Многие называли Сигмона храбрым и даже иногда безрассудным. Но глупым – никогда. Тан знал, что храбрость и глупость – разные вещи. Поэтому он вспрыгнул на лестницу и взлетел по ступенькам – там, на втором этаже его ждал выход из ратуши. Свободный и прекрасный выход, пусть не такой красивый, как парадный, но зато безопасный.