Война «ежей»

Братья Мормаревы

— Это же не хуже остального… — вспыхнула Юлия, но взяла себя в руки.

— Чего, например, не хуже?

После недолгого колебания Юлия отложила чеснок в сторону, театрально взмахнула руками и с нарочитым пафосом процитировала: «С трепетом мы переступаем этот священный порог…»

— Ну? — удивился отец.

— Юлия, это прекрасно, — похвалила сценарий мама.

— Может быть, и прекрасно, но неверно.

— Что неверно? — оторопел отец.

— Нет этого в жизни.

— Чего

нет?

— Трепета нет. И порога нет. Ходим в школу, и всё. Без порога. И без трепета.

— Сейчас вы этого еще не понимаете. Вырастете, поймете, а до тех пор помалкивай, понятно? — повысил он голос.

— Жорж! — сразу же вмешалась мама.

Юлия сердито хлопнула дверью. Отец двинулся было за ней, но жена дотронулась до его руки и мягко остановила мужа:

— Жорж, если Юлия просит, допиши баскетбол. Что тебе стоит?

На этот раз Милчев не смог сдержаться, и до Юлии донеслось:

— Мне ничего не стоит… Вот она и стала такой. Чего ни пожелает, пожалуйста! Новое платье — изволь! Проигрыватель — изволь! Жареные кабачки — Георги Милчев тут же жарит кабачки. Гитару — тоже купили. А теперь — баскетбол. Не будет в сценарии никакого баскетбола!

Он чуть не стукнул кулаком по сковороде, в которой весело шипели кабачки, но вовремя спохватился и шагнул в сторону. Удар пришелся на стол, и чищеный чеснок рассыпался по полу.

Мама отправилась к Юлии, но дверь в ее комнату оказалась заперта. Мама попросила открыть: пора ужинать! Но дочь решительно отказалась от ужина. Тогда мама пообещала еще раз поговорить с отцом о баскетбольном щите. Юлия оставалась непримиримой, знала — стоит отступить хоть на шаг… Но и отец стоял на своем: ни слова о баскетболе! Пусть дочь поголодает, ничего!

В одиннадцать часов Юлия услышала за дверью тихие шаги. Ручка двери дернулась — мама торкнулась, но, поняв, что дверь заперта, удалилась.

Часы пробили полночь. Юлия умирала от голода. Приоткрыв дверь, она выглянула в гостиную — тишина. Девочка быстро прошла на кухню — холодные кабачки показались ей очень вкусными. Потом Юлия пробралась в кабинет отца и, взяв с собой пишущую машинку, спряталась в ванной комнате — самом отдаленном помещении от спальни родителей. Поставив пишущую машинку на стиральную машину, она присела на край ванны и, взяв лист бумаги, задумалась.

11

На следующий день Юлия со страхом показала Камену, Маляке и Панте то, что сочинила: «Четыре школьника в спортивных костюмах выносят на сцену настоящий баскетбольный щит, старый, видавший виды, чтобы был ясным размах спортивной работы в школе имени Кирилла и Мефодия — не вчера и не позавчера здесь начали заниматься спортом: позади целых двадцать пять лет. Один из учеников кружит около баскетбольного щита и символически бросает мяч в корзину».

Что ж, неплохо! Камен даже утверждал, что написанное Юлией — лучшее место в сценарии. Маляка, на время забыв свою неприязнь к девочке и то, что совсем недавно он считал, что вместо Юлии ее сочинения пишет отец, решительно заявил: «Не вчера и не позавчера здесь начали заниматься спортом…» — готовое название статьи

для любой центральной газеты. Кое-какие возражения были у Панты, но он промолчал. Главное, думал Панта, чтобы ученик, которому по сценарию следует кружить возле баскетбольного щита и символически бросать мяч в корзину, делал это не символически, а по-настоящему. Тогда, без сомнения, эту роль поручат ему. А иначе ее могут дать любому.

— Тебе вроде бы не понравилось? — Юлия заметила колебание Панты.

— Мне? — изобразил удивление Панта. — Ничего подобного!

После уроков учительница стала распределять роли. «Буквами» и «знаками препинания» будут девочки. Сначала они станцуют, а потом построятся так, чтобы зрители прочитали лозунг: «Труд и учение, учение и труд!» А кто же будет «запятой» и «восклицательным знаком»? Девочки уже все заняты.

— Может быть, кто-то из мальчиков сам захочет? Или мне назначить?

Панта поднял руку, собираясь сказать об одной роли в сценарии, которая ему очень понравилась и которую он хотел бы…

— Лучезар Пантев, — записала классный руководитель.

— Нет, нет, я только спросить…

— Будешь знать, когда спрашивать. На уроке ты что-то руку не поднимаешь! Ты, Пантев, будешь у нас «восклицательным знаком». Важно, чтобы ты стоял прямо, свечой, в конце лозунга. И непременно навытяжку.

Маляка решил спасти положение и поднял руку. Он хотел предложить учительнице пригласить на роль «восклицательного знака» и «запятой» девочек из другого класса.

— Хорошо, Маляков, — обрадовалась Добрева. — Ты будешь «запятой».

Маляка смущенно опустил руку, а все вокруг захихикали. Мальчик готов был сквозь землю провалиться: играть «запятую» — куда ни шло, но танцевать балетные па… Обидно.

Учительница продолжала читать сценарий. Раз есть балетный номер, следовательно, нужно подумать и о музыке.

— Дончо!

Один из мальчиков встал.

— Сыграй, пожалуйста, на аккордеоне. Что-нибудь танцевальное из оперы.

— Но я не умею играть, — смутился Дончо.

— А когда я спросила, у кого есть аккордеон, ты сказал, что у тебя есть.

— Есть, но играть я не умею.

— А кто же у вас играет?

— Моя тетя очень хорошо играет.

Добрева едва сдержалась: ей не нравилось, что во всей этой подготовке праздничной программы ребята так заорганизованы, что не имеют никакой возможности проявить свои способности.

— Хорошо, — сказала она, — спроси у тети, не согласится ли она выступить на нашем празднике. — Тяжело вздохнув, Добрева снова обратилась к сценарию: — «Четыре ученика в спортивных костюмах»…

Учительница, недоумевая, остановилась, а Юлия, опустив голову, стиснула от волнения руки. Панта весь обратился в слух — вдруг ему удастся получить желанную роль? Маляка сидел скрючившись на своей парте, словно настоящая запятая. А Камен решил, что все пропало — с каким недоумением читает Добрева… Непосвященные в тайну сценария переглядывались: при чем тут баскетбол? А Добрева не знала, что и сказать.

— Это не в наших силах, — возразила она. — Какой еще баскетбольный щит!

— В подвале есть щит, — поднялся со своего места Камен. — Я видел.