Война и люди (Семнадцать месяцев с дроздовцами)
Шрифт:
Георгий Давыдович Венус
(1898-1939).
ВОЙНА И ЛЮДИ
Семнадцать месяцев с дроздовцами
Роман
ЧАСТЬ I
(июнь 1919 - ноябрь 1919)
...Прошло еще несколько дней. На северную окраину Харькова со стороны Сумского шоссе налетели казаки, обошедшие расположение красных. Потом казаки вновь скрылись, и несколько дней в городе было тихо.
Но вот пали Изюм и Змиев. Над городом появились аэропланы белых. Бесконечные обозы потянулись по улицам.
11-го июня обозы запрудили все переулки. 12-го под утро, когда под Харьковом загудела артиллерия, они метнулись к северу, а к
ВЫСТУПЛЕНИЕ ИЗ ХАРЬКОВА
– И повезло же вам, прапорщик!
– А в чем?
– В том, что вы не попали в офицерскую роту, в наш, так сказать, дисциплинарный...
Мой отделенный, прапорщик Дябин, быстро докуривал.
– Сейчас двинемся... Увидите, как через день гнать их будем. Эхма!.. Поддавай пару!..
Два батальона 2-го офицерского имени генерала Дроздовского полка выступали из Харькова.
Я был зачислен в 4-й взвод 4-й роты, которой командовал капитан Иванов, немолодой офицер с холеной черной бородкой. Когда, прибыв в роту, я думал подойти к нему и представиться, мой взводный, поручик Барабаш, меня остановил:
– Прапорщик, забудьте, что вы офицер. У нас чужими руками жар не загребают. Повоюйте-ка на положении рядового. Потом иначе говорить будем. А пока идите и прочистите винтовку.
Кажется, я даже вспыхнул:
– Мне, поручик, напоминать об этом не нужно.
Я подошел к козлам, поднял винтовку и вынул затвор.
Затвор блестел.
В 4-м взводе на положении рядовых было, кроме меня, еще несколько вновь поступивших офицеров. Мы еще не имели права носить форму Дроздовского полка - малиновые бархатные погоны и фуражку с малиновой же тульей и белым околышем; старые офицеры, особенно Румынского похода, нас как-то не замечали, и мы чувствовали себя не совсем на месте. В казарме мы жались возле стен. Играли в углах в карты. Но вот игральные карты легли на самое дно вещевых мешков. На выбеленных стенах остались надписи. Всякие. От лирических до трехэтажных...
– Молодэньки яки!..- вздыхала у ворот женщина в рыжем платочке.- А яки с их...
Дальше мы не слыхали. Батальоны грянули песню.
* * *
...Над городом палило солнце.
– Скорей бы в вагоны. Жарко!..- терял терпение прапорщик Дябин.
Прапорщик Морозов, мой сосед в строю, вытирал с лица черный от грязи пот.
– Ну и солнце, господи!
– И вдруг, улыбаясь, он поднял лицо кверху.
Прапорщик Морозов, студент Харьковского университета, призванный во время войны, поступил в Дроздовский полк тоже только в Харькове. У него были голубые глаза, на которых тяжелыми складками лежали густые русые брови. Под тяжестью этих бровей глаза его казались глубокими и суровыми. Но теперь, когда, улыбаясь, он поднял их на окна, сплошь усеянные любопытными, они стали вдруг большими и восторженными.
– - Коля, пиши!..- Его провожала жена.- Коля, милый...-- Она приколола к его фуражке белую розу.- Милый... Мой милый воин!
– Потом, отойдя на несколько шагов, остановилась, любовно оглядывая его с головы до тяжелых солдатских сапог.- Возьмите, прапорщик, и вы... Пожалуйста!
– уже мне сказала она, протягивая вторую розу.
Я воткнул розу в ствол винтовки.
– Смир-р-на!
– скомандовал вдруг капитан Иванов, сразу же оборвав наши разговоры.- На пле-чо! Шагом марш!
Первыми
* * *
– Сегодня я отдал приказ идти на Москву!
– объявил за день перед этим с Павловской площади генерал Деникин.
– На Москву!
– На Москву!
– Спаса-ай-те Москву-у!
– кричала обступившая нас толпа, бросая в воздух цветы и белые платочки. Батальон подходил к вокзалу...
– Первая рота... Вторая...
– Первый вагон... Третий...- уже на перроне кричали ротные и взводные.
Железнодорожники встретили нас хмуро. Смазывая колеса, они исподлобья переглядывались и, кажется, ворчали.
* * *
...Вдоль полотна бежал дым,- назад, все назад... Сквозь дым я видел, как бегут мельницы. Те, что около путей, бежали от нас. Что дальше, на горизонте,- с нами.
– А куда этот путь?
– На Готню, кажется.
Прапорщик Морозов лежал на полу. Роза над его кокардой качалась в такт бегущих колес.
– Прапорщик Морозов!..
– Ну?
– Прапорщик Морозов... Как у вас... Черт возьми, как хорошо у вас на Украине!
– Да, хорошо...- И, не вставая с пола, прапорщик Морозов протянул руку и шире раздвинул дверь.
Мельницы за дверью все быстрее махали крыльями. Перед дверью, верхом на скатках шинелей, сидели вольноопределяющиеся Нартов и Свечников.
– Ну, а скажите, как они?.. Упорно сопротивляются? Нартов, бывалый доброволец, казалось, не был расположен к разговорам.
– Когда как...
– В конце концов это все равно!
– Свечников сдвинул со лба гимназическую фуражку, вынул новый кожаный портсигар и закурил.- Как бы ни сопротивлялись, а к осени мы будем в Москве.- Он затянулся, но вдруг покраснел и закашлялся.
Курить он еще не умел.
За Свечниковым, ни с кем не вступая в разговоры, лежал бородатый вольноопределяющийся Ладин, мобилизованный на улице Харькова.
Кажется, с первого дня пребывания в полку, Ладин еще не сказал ни одного слова.
– Лежит, как глыба, молчит, как рыба,- склоняясь над ним, шутил унтер-офицер Филатов, полуинтеллигент, любивший удивлять солдат рифмованной речью. Солдаты засмеялись. Звонче всех засмеялся Миша, шестнадцатилетний кадет-доброволец, первый весельчак в роте.
В заднем углу теплушки вполголоса пели.
– Ура! Дрозды!..
– Дроздовцы приехали!
– так встретил нас Сводно-стрелковый полк, когда наш эшелон подошел к какой-то маленькой, затерянной в степи станции.
– Ну, раз дрозды прилетели!..
– Дрозды уж заклюют!..
– Теперь вперед, значит...
Мы уже вышли на платформу и строились вдоль вагонов.
* * *
– На Грайворон, очевидно,- сказал прапорщик Морозов, когда роты двинулись вдоль широкой пыльной дороги.