Война и люди
Шрифт:
— Товарищ полковник, старший сержант Никитин проводит беседу с новичками. Завтра им первый раз в разведку идти.
Я смотрел в смеющиеся глаза старшего сержанта и думал: «Нет, не правы те, кто твоих прибауток недооценивает. Хорошая шутка — то же оружие».
— Как воюешь, Никитин? Что нового?
Старший сержант непроизвольным движением тронул орден на гимнастерке:
— По-старому, товарищ полковник.
И вдруг без всякого перехода:
— Картошечки молодой не желаете отведать? Петро, тащи котелок.
Войска
— Откуда?
— А мы тут на ничейной полосе поле картофельное нащупали. Ну и роем по ночам. Иной раз вместо картошки фашист попадается. Тоже берем — не брезгуем.
В тот вечер мне не удалось полакомиться молодой картошкой: срочно вызвали в штаб. А потом я забыл об этом случае. Не знал, не ведал, что придется-таки вспомнить об этой картошке. Накануне решающей схватки за высоту 810,0 к нам в корпус приехали генерал Колонии и полковник Брежнев. Они детально познакомились с ходом подготовки операции, поставили задачи политотделу корпуса, побеседовали с людьми. В конце беседы генерал Колонии вдруг спросил:
— Что это у вас там за история с картошкой?
Вначале я не понял: какая история? Но вот выясняется: члену Военного совета армии кто-то доложил, что у нас в одном из полков чуть ли не братание с противником. На ничейной полосе — картофельное поле. Ходят, дескать, туда и наши, и гитлеровцы. Копают картошку, не стреляют друг в друга. Генерал Колонии страшно возмущался, обвинил нас даже чуть ли не в притуплении бдительности.
Едва генерал Колонии обронил фразу о «недопустимости потери бдительности», полковник Брежнев предложил:
— Семен Ефимович, а что, если мы послушаем самих «виновников» братания на картофельном поле?
И тут же обратился ко мне:
— Ну, рассказывайте, что это у вас за «картофельная история»?
— Есть такое поле, верно,— объясняю я.— И картошку копаем. Гитлеровцы тоже туда изредка ходят за картошкой и в плен попадают. Наши солдаты устраивают на этом поле засаду, и, смотришь, солдата противника с картошкой приведут.
«Не самим же таскать картошку,— шутят солдаты,— пусть покопает и потаскает враг. А у нас не только свежая картошка, но и свежий «язык» появится».
— Какое же тут братание?
Леонид Ильич слушает внимательно. Молчит.
— Могли бы съездить в этот полк, да дорога под обстрелом,— заметил Гастилович.
— Это ничего. Полк завтра идет в бой. Надо поговорить с людьми. Обязательно поедем,— решительно заявил генерал Колонии.
Мы с Гастиловичем переглянулись. К Косову вела отличная шоссейная, дорога, но днем ездить по ней невозможно: пулеметный огонь с ближайших высот достает. А ночью немец методично обстреливал ее снарядами и минами.
Начальник политотдела армии, заметив, что мы в нерешительности, улыбнулся:
— Поехали.
Проскочили к Дружинину удачно. Только промокли малость — дождь сильный пошел. Прошли по ротам. В одном из
— Мы,— говорят солдаты,— приказа ждем. Надоело в окопах киснуть. Руки чешутся фашисту ребра посчитать.
Настроение солдат члену Военного совета и начпоарму понравилось.
Они приняли приглашение поужинать в полку. Я, признаться, беспокоился: будет ли чем угостить. Консервы да перловка — вот и все «разносолы», которыми мы располагали. Но на стол поставили котелок с молодой картошкой в мундире. От нее клубами валил пар. Ели гости и похваливали. Потом полковник Брежнев спросил:
— А картошка-то уж не с того ли поля, о котором столько разговора?
— Другого нет,— ответил командир полка.
— Гитлеровцы там тоже на довольствии?
— Отучили,— рассмеялся Дружинин.— Самим мало.
Генерал Колонии улыбнулся, перебрасывая на ладонях горячую картофелину:
— Будем считать, что инцидент исчерпан.
— А за картошку спасибо,— заключил Леонид Ильич.— Хороша!
В штаб корпуса я уже не поехал. Оставался в полку у Дружинина. Этой ночью должна была решиться судьба высоты 810,0.
Солдаты называли ее «Ячмень». И действительно, для нас она — как ячмень на глазу. С высоты противник просматривал всю прилегающую местность, корректировал огонь, вел наблюдения за нашими дорогами. Высота как будто самой природой была приспособлена к обороне. Склоны ее, густо поросшие лесом, круто обрывались к нашим позициям, затрудняли подступы. А вершина плоская. Крепость, да и только!
Но Дружинин был настроен оптимистически.
— Противник думает,— говорил он,— что сюда дивизию бросили. Ничего подобного. Ученые уже. Мы эту горушку батальоном возьмем.
Взять «Ячмень» поручили батальону майора Баринова. Этот офицер отличился в боях на Курской дуге, на Днепре. Вот и сейчас ему предстояло показать свое командирское мастерство.
План операции родился в батальоне. Разработал его майор Баринов вместе со своим замполитом Большаковым. Командир полка, не изменяя решения комбата, добавил лишь участки артогня.
План этой операции родился не сразу. Две недели разведка наблюдала за противником. Было установлено, что на ночь фашисты отходят в глубь обороны, оставляя на высоте лишь небольшое прикрытие. Основной же резерв врага располагался за речкой Пистынка. Оттуда шло снабжение боеприпасами, продовольствием. Пистынка текла в глубокой промоине, и мост через нее был переброшен по высоким берегам. Между прочим, нашим артиллеристам никак не удавалось разрушить этот мост, скрытый от наблюдения.
В чем же суть плана? Батальон Баринова с вечера просачивается по лощине к подножию высоты. Отделение разведчиков выходит в тыл врага и во второй половине ночи подрывает мост, блокируя подход резервов к высоте. В это время батальон атакует позиции противника.