Война и мир Дмитрия Медведева
Шрифт:
И свою роль это представление сыграло. Как пишет Збигнев Бжезинский в Arab News, «чтобы стать военным противником США в мировом масштабе, у России должна быть определенная миссия, глобальная стратегия, возможно, идеологическая причина. Но мне кажется, что ничего такого у нее нет». Это звучит как похвала, но ее можно вывернуть наизнанку. Неясность внешнеполитической миссии России препятствует и союзничеству, а, значит, обустройству культурно и психологически комфортного для нее мира.
По мере того как внешнеполитические отношения между Россией и миром становились все более нормальными, идея прикрываться «общечеловеческими» ценностями уходила у России на задний план, но с момента нарушения естественного хода внешнеполитической игры она, напротив, становилась
Без союзничества, основанного на идеале (а значит, и на идеологии), мир все дальше будет продолжать рассыпаться на свои региональные ингредиенты. Поэтому план Дмитрия Медведева изначально должен был содержать в себе идеологию, которую он в свое время представил как путь к сближению трех ветвей европейской цивилизации: собственно европейской, американской и российской. При этом никто не сомневается в том, что ценности у различных частей и подчастей этих огромных регионов будут всегда различными. А значит, их взаимопонимание требует процесса интерпретации, который никогда не бывает прозрачным и рациональным.
Презентуя и развивая свой план, Медведев все далее отходил от идеологичности, стремясь представить проект как порождение чистой рациональности, где все цели и задачи ясны и прозрачны. Что получилось в итоге? Создается ложное впечатление, о котором пишет Tages anzeiger, что у России «нет четкой внешнеполитической стратегии… Она реагирует главным образом на импульсы извне. Это, считает автор статьи Лучано Феррари, подтверждают и те, кто интересовался, что же представляет собой новая российская «архитектура европейской безопасности». Очевидны лишь национальные цели – предотвращение расширения НАТО, отказ США от размещения в Европе системы ПРО и создание «собственной зоны влияния».
Но получается, что, во-первых, безыдеологическую Россию боятся больше России, имеющей позитивную идеологию, а во-вторых, коммуникация с ней затруднена. Возникает опасение, что за словами России стоит скрытый враждебный смысл. Таким образом, получается, что именно в 2009-м, на пике распада традиционных внешнеполитических отношений, Россия возвращается к мифологеме общечеловеческих ценностей, которая в период кризиса, видимо, кажется более безопасной.
Этого не было еще в период дипломатической борьбы за Косово, когда между участниками внешнеполитического процесса шел нормальный для внешней политики обмен провокациями, нагруженными культурным и идеологическим содержанием. Какой контраст с тем, что происходит в последнее время!
В качестве примера возьмем красочное описание, сделанное Дмитрием Рогозиным, попытки начистоту обсудить события прошлого августа в Грузии на Совете Россия – НАТО: «обсуждение напоминает «рыбалку на крупную рыбу». «Глава МИД РФ заявляет, что Россия ни в коем случае не уходит от этой дискуссии, наоборот – выступает за ее проведение. Мы закидываем удочку, спиннинг. Есть, клюет – получаем ответное высказывание, заявление представителей наших партнерских стран, которые говорят, что они с чем-то не согласны или чем-то недовольны. В ответ министр Сергей Лавров предлагает конкретизировать эту тему и провести подробную дискуссию – в ответ тишина. Крупная рыба тут же соскакивает с крючка», – заканчивает рассказ Рогозин.
Этот рассказ поддается не менее красочной трактовке. Что мы делаем на Совете Россия – НАТО? Ловим рыбу, полагая, что это процесс, лишенный ценностного значения, ведь мы хотим выяснить только правду, обязательную для всех. На самом деле мы используем в качестве наживки ценности, которые привыкли считать общеевропейскими, а, значит, подразумеваем, что они разделяются всеми участниками и любая страна нашу наживку должна захватить. Итак, рыба начинает «клевать», но чуть большая конкретизация (рыба пробует наживку на вкус), а следовательно чуть более высокий уровень внешнеполитической провокативности разговора, ведет к тому, что рыбка попытается сорваться с наживки. Вместо
Мнимая деидеологизированность России просто пугает ее партнеров, заставляет ощущать лживость постановки вопроса, будит прошлые страхи.
И чем больше эти страхи, тем чаще мелкие европейские страны апеллируют к системе клиент – патрон и тем более убеждаются, что работает она все хуже. Точно то же происходит и внутри самого европейского сообщества, где крупные страны пытаются на свою общеевропейскую наживку поймать страны помельче и понесамостоятельнее. Но надо отметить, что в Европе уже давно забыли разговоры об общечеловеческих ценностях: каждый утверждает свои идеалы.
Вполне же рациональным внешнеполитическое поведение не бывает, особенно у народов, которые ощущают себя носителями собственного призвания. Система патронов и клиентов установится сама собой, поскольку носителям миссии всегда хочется иметь тех, кто эту миссию с ними разделяет, а более мелкие страны будут добровольно брать на себя роль «агрессоров», поскольку для них это естественная форма самовыражения, способ в такой урезанной внешними обстоятельствами ситуации выразить свою миссию. А значит, будут впредь и сферы влияния, и «Большая игра»…
Александр Кокберн (США)
СЛОВА И ДЕЛА ВАШИНГТОНСКОЙ АДМИНИСТРАЦИИ
Александр Кокберн – соредактор CounterPunch, ведущий рубрики в The Nation, член редакционного совета New Left Review
Сегодня уже совершенно очевидно даже тем, кто егодня уже совершенно очевидно даже тем, кто ранее пытался обвинить Россию в эскалации конфликта вокруг Южной Осетии, что виновником и инициатором этого события была именно Грузия. Все попытки западных СМИ обвинить Россию в некой «агрессии» против маленькой, но гордой республики бывшего СССР забавны даже семантически. В американском понимании слово «агрессия» обозначает действия любой страны, идущие вразрез с пожеланиями администрации США. Много лет назад, в 1983 году, президент Рейган назвал «агрессором» небольшой островок Гренада, расположенный в Карибском бассейне. Этот остров с населением в 80 тысяч человек, по словам президента, представлял собой угрозу для США с населением в 300 миллионов человек. Так что у этого понятия сейчас нет никакого реального смысла, подобные этому обвинения используются исключительно в пропагандистских целях. По крайней мере пока речь идет о США.
Очевидным актом американской агрессии были бомбардировки Югославии самолетами НАТО. Там же, в Косово, был создан и прецедент одностороннего обретения какой-то территорией независимости. США решили, что этот край должен быть независимым от Сербии, они всячески продвигали эту идею и в конце концов поспособствовали принятию соответствующего решения в одностороннем порядке. Так что если говорить о Европейском регионе, то там прецедент был создан не Россией, которая признала независимость Южной Осетии и Абхазии, а США, которые сделали Косово независимым. С отделением Косова от Сербии стало наконец понятно, какие планы относительно НАТО вынашивали внутри себя США все последние годы, начиная от Клинтона и заканчивая Бушем-младшим. Теперь же безопасность Южной Осетии и Абхазии гарантируется Россией, что очень хорошо для этих стран. Россия должна продолжать гарантировать независимость Южной Осетии и Абхазии до тех пор, пока европейские страны не признают это как свершившийся факт если не де-юре, то де-факто. На это может уйти много времени, и большую роль в этом процессе играет так называемая эволюция НАТО, которую госсекретарь Хиллари Клинтон недавно назвала «величайшим альянсом в истории человечества». Если в Вашингтоне будут продолжать видеть в НАТО инструмент расширения и защиты американских интересов в Европе, тогда сложно представить, что на югоосетинском и абхазском направлении будет какой-то прорыв.