Война и Мир
Шрифт:
— Очень приятно, очень, — сказал он, видимо до конца не понимая, чем вызван мой визит. По-русски Эйфель объяснялся так же отвратительно, как и я на французском и с рабочими взаимопонимание находил через переводчика. Эх, сюда бы Скобелева, который на языке Наполеона и Жанны д’Арк говорит, как на родном русском. Пришлось нам переходить на немецкий, так как оба его знали неплохо.
— А я о вас слышал, господин Эйфель, — признался я, с удовлетворением оглядывая француза и начиная прикидывать, как в будущем можно будет использовать его таланты.
—
— Кхм… — я замешкался, так как только сейчас понял, что до всемирной славы французу пока далеко. Свою знаменитую Эйфелеву башню он еще не построил, иначе бы о ней писали все газеты. Так чем он прославлен прямо сейчас? Что успел сделать, кроме моста через Прут, о котором раньше я даже не подозревал? Похоже я поторопился, назвав его знаменитым, слава ждет его впереди. — В сущности, уже не помню, откуда я о вас знаю. Наверное, говорил кто-то из товарищей и назвал вас весьма перспективным архитектором. Давайте-ка мы с вами как-нибудь пообедаем. Понимаю, что сейчас вы заняты, но, когда освободитесь, я к вашим услугам.
— Собственно, с удовольствием принимаю ваше предложение, господин полковник, — скрывая неуверенность Эйфель достал платок и высморкался. Француз явно раньше не общался с русскими гусарами и не был готов к тому, что все у нас происходит быстро, решительно, как на войне.
— Вот и славно. А я обязательно буду присутствовать на открытии вашего моста. Он чудо как хорош. Игрушка, а не мост!
Инженер аж покраснел от таких комплиментах и рассыпался в благодарностях.
Следующие дни если чем и запомнились, то лишь суетой. Переночевав один раз в доме ведьмы-молдаванки, я перебрался в палатку в общем лагере. Может там и холоднее, зато дышится куда легче.
Генерал Дризен провел смотр Александрийских гусар и остался доволен увиденным, он даже пригласил меня на общий офицерский завтрак, во время которого я в основном разговаривал с маркизом де Траверсе, полковником и командиром Сумских гусар. Мы с ним даже слегка повздорили, выясняя, чьи молодцы лучше, но потом выпили на брудершафт и расстались приятелями.
В городок один за другим продолжали прибывать новые подразделения. Узнав, что среди них находятся первые сотни 5-го Донского казачьего полка, я взял две бутылки коньяка и отправился знакомиться с его командиром.
Им оказался полковник Зазерский Андрей Николаевич, человек веселый и шумный, жизнь так и кипела в нем, он любил петь, пить, кутить, играть в бридж, бить морды штафиркам, махать саблей и завоевывать женские сердца. Все это у него получалось блестяще. Полк любил его, словно отца, и одновременно боялся, как черт ладана, так как нрав у него был крутой, рука тяжелая, взгляд суровый, а лицо обветренное, с внушительным шрамом на лбу. Мы с ним перешли на «ты», моментально став друзьями, он лишь на вид казался таким страшным.
— Вот побьем турку, выиграем войну и отправимся покорять Африку, Миша. Ты станешь вождем зулусов, я буду при тебе начальником штаба, девок себе выберем получше, ядреных таких, губастых и блестящих, как начищенный
Еще через сутки прибыл генерал-майор князь Кропоткин — среднего роста, упитанный, круглолицый, седой, с хитрыми прищуренными глазками. В молодости он наверняка был строен, как и всякий кавалерист, но долгие годы сытой жизни взяли свое и сейчас генерал уже с большим трудом залезал в седло. Почти сразу он потребовал нас с Зазерским для доклада.
Судя по всему, Лукавый Ленивец плохо перенес дорогу, не выспался, выглядел раздраженным, а потому на нас, молодых, здоровых и веселых, обрушились громы и молнии. Генерал тут же приказал сопровождать его для осмотра наших полков.
— Суетится, князь, хочет с первых дней заявить о себе, перед начальством растопыриться, — успел шепнуть мне Зазерский.
— Ладно, пусть пыхтит, а мы посмотрим, — уголком рта ответил я. Меня генерал не испугал, да и Зазерского такой атакой можно было лишь рассмешить.
Первым делом генерал осматривал гусар Смерти. Безупречно ровный строй разбитых по эскадронам всадников, со знаменем и лесом неподвижно застывших пик произвел на него благоприятное впечатление. Первый и второй эскадроны заставили его впервые улыбнуться, да и остальные не подкачали. Особенно ему понравились полковые кухни. Узнав, что у донцов таких пока нет, он несколько опечалился.
— Обещаю вам, полковник Зазерский, что немедленно озабочусь данным вопросом, — высокопарно заверил он Андрея. — Приложу все силы, чтобы вверенная мне бригада блистала во всех возможных отношениях.
Пользуясь случаем, я представил генералу лучших наездников, стрелков и фехтовальщиков. Офицерам он пожал руки, а младших чинов одарил деньгами, хваля за службу.
Следом отправились к казакам. Там все так же оказалось в полном порядке. Зазерский умел не только пить, но и полком управлять, так что смотр прошел прекрасно. Кропоткин окончательно остыл, поблагодарил нас за службу и отправившись на доклад к Дизеру, выглядел довольным.
Еще через сутки в Унгены прибыл 5-й конноартиллерийский дивизион полковника Ломова, который так же подчинили Кропоткину. Знакомиться с ним мы отправились вместе с Зазерским. Боевое братание продолжилось и там.
Состоялось торжественное открытие моста через Прут. Мероприятие освещали корреспонденты нескольких газет, но на фоне приближающихся событий оно потеряло всю свою значимость.
Густав Эйфель сиял, как новенький, только что отчеканенный франк. И я его понимал, все же есть человеку чем гордиться. Мост, пусть и не такой монструозный, как Саратовский, все же знаковое событие. Я быстро познакомил Густава с Зазерским и Ломовым. Все вместе мы отправились на природу, так сказать, отмечать. Пили за дружбу России и Франции, архитектурные шедевры и женщин. Судя по всему, Густав чувствовал себя польщенным подобным вниманием.