Война и Мир
Шрифт:
— Никак нет, наоборот, радуюсь, что мы будем первыми, — браво ответил я, старательно надувая щеки и выкатывая глаза. На самом деле, вышел очередной конфуз, которые постоянно случаются на войне. В беседах с цесаревичем Николаем я два или три раза упомянул, что на будущей войне желаю служить под началом Скобелева, если предоставится такая возможность, естественно. Николай мою просьбу запомнил и, судя по всему, передал соответствующий приказ по инстанции в отношении любимого полка. Но тут произошла, как говорится, оказия. Адъютант, секретарь или простой делопроизводитель либо не услышали его, либо не так поняли, потому что Скобелевых в армии двое, отец и сын, и оба генералы.
— Тогда прямо сейчас выдвигаемся, нас ждут.
Ранним утром, оставив подразделения в селе, вернулись в Бухарест. Дмитрию Ивановичу Скобелеву было под шестьдесят лет, он полысел, немного обрюзг, но вид имел боевой. После того, как Полина стала женой его сына, мы стали родственниками и с Дмитрием Ивановичем я виделся не раз. Ко мне он относился с заметной теплотой. С ним находился временный начальник штаба полковник Паренсов, чья агентура перед войной показала себя блестяще, да и сам он не сидел сложа руки, объездив Болгарию, Румынию, а во время одного из вояжей даже успел попасть в жандармский участок в Рущуке.
— Здорово, что вы так быстро добрались, господа, — Дмитрий Иванович пожал руки Кропоткину, потом мне, Зазерскому и Ломову. Минут тридцать Скобелев 1-й и Паренсов расспрашивал нас о дороге и о состоянии полка.
— Сейчас такая чехарда, что все перемешалось, — Паренсов разложил на столе трехверстную карту с различными пометками и стрелками. — Непонятно, что происходит на Дунае. Для качественного рейда сил не было, но теперь они появились.
— Возьмите два эскадрона и казачью сотню, Михаил Сергеевич и проведите рекогносцировку берега Дуная около Журжево*. Уверен, ваши молодцы справятся, так ведь, Федор Николаевич? — Скобелев обернулся к Кропоткину.
— Само собой, — важно кивнул тот. Я было подумал, что князь захочет отправиться с нами. Нет, не захотел, наверное, далеко ему показалось, да и дорога вся в грязи. Нашему генералу больше нравилось командовать из тыла, где безопасно, тепло и спокойно.
— Тогда с Богом, Михаил Сергеевич. Мы на вас рассчитываем! — закончил Скобелев.
Кропоткин остался со Скобелевым, а мы с Паренсовым вышли из кабинета и около двадцати минут потратили на то, чтобы более полно разобраться в ситуации. Оба мы были разведчики и нам нашлось, что обсудить. Полковник поделился некоторыми секретными сведениями, позволяющими представить себе положение дел. Он говорил короткими, рублеными фразами, четко и по существу. Особое внимание было уделено агенту под псевдонимом Аскет, которого мне следовало отыскать в Журжеве, получить от него свежие сведения, обеспечить деньгами, одеждой и переправить на турецкий берег Дуная, дав задание выяснить численность и состояния вражеского гарнизона в Рущуке*.
Рущук и Силистрия стояли на правом, турецком, берегу Дуная. Шумла защищала один из перевалов через Балканы, а Варна находилась в удобной бухте на побережье Черного моря. Эти четыре крепости так и прозвали — Турецкий четырехугольник. Все они были прекрасно защищены и укомплектованы многочисленным гарнизоном с новейшей артиллерией. Высшее командование считало, что именно Четырехугольник представляет основную угрозу в восточной Болгарии. Его стратегическое значение трудно было переоценить, так что задание Аскету получить сведения по Рущуку являлось невероятно важным. Так же мне требовалось проработать с уходящим через реку агентом различные способы связи и страховки.
— Поторопись! Сейчас, пока турки
Зазерский передал под мое временное командование сотню во главе с есаулом Быхаловым, а я привлек к заданию эскадроны Некрасова и Шувалова, а также подполковника Седова. Всех вместе нас насчитывалось свыше трех сотен сабель, и в умелых руках это грозная сила. Взяв запасных лошадей и провианта на шесть дней, отряд выдвинулся. Костенко остался в лагере за старшего.
В Журжево можно было попасть и по железной дороге, но сейчас сообщение перекрыли, поезда замерли в депо и на станциях. Пеший тракт оказался забит гражданскими — румынами, болгарами, сербами, венграми, евреями и цыганами. В основном люди двигались на север, торопясь уйти подальше от театра будущей войны. Иногда попадались и турки, эти спешили на юг и всячески старались не попасться нам на глаза.
С небес нескончаемым потоком лил дождь, унылый и неспешный. Размокли все — гусары, кони, дорога. Пахло сыростью и навозом. Скрипели телеги, слышались крики, возницы щелкали кнутами, недовольно мычали волы. Крестьяне гнали скот, птицу и везли свой незамысловатый скраб, тюки, сундуки и мешки со всякой всячиной. Бабы и детишки таращили глаза, многие крестились, видя наши серебряные черепа. Дорога превратилось в жидкое месиво и нам нередко не хотели уступать путь. Тогда действовать приходилось жестко — браться за ногайки или стрелять в воздух. Подобного хватало и люди сразу же разворачивали телеги в поле.
Гусары привыкли к таким действиям, в Средней Азии никто из нас особо не миндальничал, но вот казакам казалось, что мы малость перегибаем палку. Ничего, освоятся и поймут, что на войне нельзя быть слабым.
Скакали быстро, переменным аллюром, периодически спешиваясь и ведя лошадей шагом. В галоп не переходили, жалея четвероногих друзей. За первые три часа сделали двадцать три версты, что считалось весьма приличным результатом. Я скомандовал привал и пока нижние чины раскладывали костер и готовили кулеш, собрал вокруг себя четверых старших офицеров — Седова, Некрасова, Шувалова и есаула Быхалова.
— К вечеру необходимо добраться до Дуная, — сказал я, доставая из ташки* с вензелем «А II» карту. — Полковник Паренсов сообщил, что корпус Циммермана активно готовится форсировать Дунай вблизи Галаца*. Турки нервничают и пытаются за всем уследить. Естественно, они знают о том, что наша группировка сосредотачивается в окрестностях Бухареста, но наше появление у Журжево может стать для них сюрпризом, ведь они ждут нас не раньше завтрашнего дня. Наша скорость — залог успеха. Если мы их сегодня обрадуем, то сможем нагнать страха и малость отрезвить, да и пленный не помешает.
— Так я и думал, — закуривая, кивнул Шувалов. — Дельный план.
— Теперь понятно, почему мы так жилы рвем, — улыбнулся есаул Быхалов. — Только вот с гражданскими неудобно получилось.
— Брось, Степан, — отрезал Некрасов, полностью разделяющий мои методы. — Никто ведь не пострадал. Подумаешь, с дороги согнали. Экая невидаль.
— Верно… Вы ведь впервые на войне? — обратился я к есаулу, хотя ответ и так знал. С Дона полк вызвали на гарнизонную службу в 1874 г, они стояли под Калугой и если с чем сражались, то лишь со скукой. Зазерский, десяток офицеров и старослужащие из нижних чинов порох понюхать успели, но прочим такая возможность пока не предоставилась. Зазерский признавался, что хоть все они и мечтают о хорошей драке, но вот боевого опыта, особенно у молодых офицеров, у них маловато. Быхалов как раз и был из их числа.