Война, какой я ее знал
Шрифт:
Верность долгу. Верность долгу необходима как среди рядовых, так и среди генералов. Верность долгу верхов по отношению к тем, кто ниже, важнее и реже встречается.
Заканчивая эту главу, с грустью отмечаю, что, когда человек в полной мере познает искусство командования, спрос на это искусство обычно падает или по причине окончания войны, или же ввиду преклонных лет командира.
Отрабатывая свой хлеб
Труд армейского офицера можно сравнить с трудом полицейского или пожарного. Чем лучше он справляется со своей повседневной работой, тем реже ему приходится выезжать на тревожные сигналы.
Оглядывая пристальным взглядом свою длинную карьеру военного, я
Приведенные ниже эпизоды остались в моей памяти как случаи, когда мое личное вмешательство приносило благотворные плоды.
I
Иногда курсанты в военном училище присваивают себе сомнительное право выражать собственное критическое отношение к иным офицерам через так называемое «молчание». Что это такое? А вот что. Когда тот самый «плохой» офицер входит в общую столовую, все курсанты встают по стойке смирно, не двигаются и не [306] издают ни звука, пока офицер находится в зале. Я всегда был противником подобного поведения, поскольку считаю, что оно граничит с бунтом.
Как-то вышло, что я, командуя батальоном, привел его в столовую на обед, когда в зал вошел такой «плохой» офицер. Чувствуя, что сейчас они выкинут свой фокус с «молчанием», я, будучи уверен в их неправоте и оставаясь также последовательным противником подобного рода протестов, велел батальону встать и увел его из столовой в казарму без обеда. Тот офицер, еще молодой и неопытный, выразил несогласие с моим поступком, однако я кое-что объяснил ему, и он меня понял.
II
Летом 1914 г. я оказался единственным офицером при исполнении служебных обязанностей в Форте-Райли в штате Канзас, когда случилось ЧП – одного чернокожего солдата обвинили в изнасиловании белой девушки из соседнего городка. Многие уверяли, что жители собрались линчевать этого парня. Хотя лично я насильников, естественно, не поддерживаю, я считал своей офицерской обязанностью не допустить самосуда над военнослужащим армии Соединенных Штатов. В связи с этим я поставил в известность местных жителей, что они смогут расправиться с солдатом, только переступив через мой труп. В результате парень не пострадал, а дальнейшее разбирательство показало, что он не был ни в чем виноват.
III
Во время пограничных конфликтов с Мексикой в 1916 г. я, находясь при исполнении служебных обязанностей, командовал разъездом из двадцати человек в районе Хот-Вэллс в штате Техас. В мои обязанности входила охрана от вылазок вильистов{262} участка железной дороги Саутерн – Пасифик (Южной Тихоокеанской железной дороги) длиной километров в семьдесят – семьдесят пять, по которой ходили поезда каррансистов{263}. Хот-Веллс находился в центре моего сектора.
Связавшись по телефону с командиром 13-го кавалерийского полка, я получил разрешение взять под охрану мост, затем отправил [307] сержанта с половиной отряда на запад, сам же с оставшимися поскакал на восток. К мосту мы приближались уже в темноте, и дозор известил меня, что на той стороне слышны голоса людей, говорящих по-испански. Это навело меня на мысль, что вильисты минируют мост, а потому молниеносная атака – как раз то, что нам нужно. Я построил мой отряд и скомандовал: «Оружие к бою! В атаку!»
Приблизившись к мосту, мы натолкнулись на проволочную изгородь и должны были остановиться. В тот момент с моста раздалось несколько винтовочных выстрелов. Не стесняясь в выражениях, я обратился к стрелявшим с вопросом, кто они такие, и с огромным облегчением услышал: «Разъезд 13-го
Этот пример только укрепил меня во мнении, что очень важно придерживаться заранее составленных планов.
IV
В ходе карательной американской экспедиции в Мексику в 1916-1917 гг. генерал Першинг разместил свой передовой командный пункт, где кроме самого генерала находились майор Райен, я и четверо солдат, в местечке Эль-Кобре. Как-то вечером генерал Першинг продиктовал майору Райену приказ, который мне предстояло доставить командиру дислоцированного в Сака-ранде эскадрона 13-го кавалерийского полка. Смысл донесения состоял в том, чтобы эскадрон проследовал в район ранчо «Провидение» и прочесал горы к западу от него. Диктуя приказ, генерал Першинг смотрел на горы к западу, на прочесывание которых, как я и подумал, он решил отправить эскадрон.
Чтобы передать сообщение, мне предстояло сесть в разбитый «Форд» и часа полтора трястись в нем ночью по бездорожью, пересекая кишевшую вильистами местность. На ранчо я взял себе коня и всю оставшуюся ночь скакал на нем, поливаемый то дождем со снегом, то градом, но утром достиг расположения эскадрона.
Когда мы прискакали в «Провидение», майор собрал капитанов и начал раздавать приказы прочесать горы к западу от «Провидения». Однако ранчо стоит в долине, где горы расположены от него по обеим сторонам, а командный пункт генерала Першинга находился к востоку от той гряды, что восточнее «Провидения». Поэтому я сказал командиру эскадрона, что он должен прочесать горы к востоку. Показав мне письменный приказ, майор спросил: «Вы хотите, чтобы я нарушил письменный приказ?» – «Да», – подтвердил я. Майор высказался обо мне в нелестных выражениях, но сказал, что подчинится. Целый день мы прочесывали горы без всякого успеха и в конце концов приехали на командный пункт к генералу Першингу. [308]
Там майор повел меня к генералу и объявил ему: «Этот щенок все испортил, и мы провалили задание!». Генерал Першинг заявил: «Приказ лейтенанта Паттона – мой приказ», затем, обращаясь ко мне, спросил: «Какой приказ вы отдали?» Я, естественно, объяснил, и генерал сказал: «Вы все правильно сделали».
В те времена второго лейтенанта{264} и майора разделяла пропасть куда большая, чем теперь между майором и четырехзвездным генералом. Таким образом, считаю, что мой поступок требовал немалого мужества и смелости, они же базировались на уверенности в собственной правоте.
V
Вскоре после описанного выше случая генерал Першинг отправил меня с пакетом к генералу Хоузу. Все, что нам было известно о местонахождении Хоуза, это то, что он проходил через ранчо «Провидение», куда на закате я и отправился на автомобиле. На ранчо я встретил обоз 7-го кавалерийского, взял двух солдат и, разжившись у командира обоза тремя лошадьми, пустился на поиски генерала Хоуза.
Было еще достаточно светло, что позволяло идти по следам эскадрона. Мы проехали всего ничего, когда встретили разъезд 10-го кавалерийского, пытавшийся убедить меня не ехать дальше ввиду большого скопления вильистов в лесу. Я не послушался их, и мы продолжали ехать дальше по каньону, пока не пришли в место, где он раздваивался. Я заметил отблески огоньков в облаках над тем из каньонов, которой лежал восточнее. Мы поскакали этим каньоном и вскоре встретили разъезд 7-го кавалерийского под началом генерала Фечета (тогда он был майором), который тоже принялся уговаривать меня не продолжать путь, поскольку каньон, как уверял Фечет, кишел вильистами. Еще Фетчет сказал, что ему неизвестно, проезжал ли здесь генерал Хоуз или нет, но, как он полагает, скорее всего, нет. Тем не менее мы продолжили путь и в конечном итоге отыскали генерала Хоуза.