Война Калибана
Шрифт:
Бобби выпрямилась. Недоумение на ее лице говорило о многом.
— Так вот как действует власть?
— Добро пожаловать в обезьянник, — подмигнула Авасарала.
— Думаю, мне стоит чего-нибудь выпить.
— А потом возвращайся к работе.
В дверях Бобби задержалась. В широком проеме она выглядела меньше, чем была. Надо же: Роберта Драпер выглядит маленькой в сравнении с дверью на космическом корабле! Все в этой яхте вопило о безвкусной роскоши.
— Чем с ней кончилось?
— С кем?
—
Авасарала закрыла терминал.
— Арджуна пел ей, пока она не успокоилась. Понадобилось около трех часов. Он присел на кухонный стол и вспоминал все песни, какие пел им в детстве. Наконец Ашанти позволила отвести себя в спальню и уложить в постель.
— Вы и его ненавидели, да? За то, что он сумел помочь, а вы нет?
— Вы продвигаетесь вперед, сержант.
Бобби облизнула губы.
— Я хочу кому-то сделать больно, — призналась она. — Боюсь, если не доберусь до них, сделаю больно себе.
— Каждый горюет по-своему, — сказала Авасарала. — Но сколько бы людей ты ни убила, это не спасет твой взвод. И сколько бы людей я ни спасла, это не вернет Чаранпала.
Долгую минуту Бобби взвешивала ее слова. Авасарала почти видела, как эта мысль поворачивается у нее в голове. Сорен был идиотом, когда недооценил эту женщину. Впрочем, Сорен во многом был идиотом. Когда Бобби наконец заговорила, голос ее звучал легко и непринужденно, будто слова не значили того, что значили.
— И все же попытаться не повредит.
— Этим мы и занимаемся, — ответила Авасарала.
Десантница коротко кивнула. Авасарале показалась, что она готова отдать честь, но женщина просто вывалилась за дверь, к бару в общей комнате. Там стоял фонтанчик, струи которого обдавали брызгами лошадей и полуголых женщин из поддельной бронзы. Если от такого зрелища человеку не захочется выпить крепкого, ему уже ничем не поможешь.
Авасарала снова запустила видеозапись.
«Я — Джеймс Холден…»
Она отключила звук.
— Хоть от бороденки своей избавился, — заметила она, ни к кому не обращаясь.
Глава 36
Пракс
Пракс запомнил тот момент, когда его «осенило» первый раз. Или он был не первым, но прежние он просто позабыл. Он учился на втором курсе, ему только что исполнилось семнадцать, и он сидел посреди лаборатории генной инженерии. Сидел среди стальных столов и центрифуг и мучительно пытался понять, почему получает негодные результаты. Он перепроверил расчеты, перечитал дневник опыта. Такую серьезную ошибку не представлялось возможным объяснить плохой техникой, тем более что техника у него была хорошая.
А потом он заметил, что один из реагентов хирален. [30] По-видимому, вместо того чтобы генерировать состав в лаборатории, его взяли из естественного
Опыт провалился, но он понял причину провала, и это стало победой. Он жалел лишь об одном: что так долго не видел того, что было ясно с самого начала.
30
Хиральным называется состав, в котором присутствуют и право- и левозакрученные молекулы.
Четыре дня после рассылки обращения он почти не спал. Он читал комментарии и письма, приложенные к пожертвованиям, на некоторые отвечал, задавал вопросы незнакомым жителям разных уголков системы. Он упивался пролившимися на него добротой и щедростью. Двое суток он вовсе не спал, наслаждаясь чувством, что наконец делает что-то полезное. А когда задремал, ему приснилось, что Мэй нашлась. И теперь, когда он увидел ответ, оставалось только жалеть, что не нашел его раньше.
— У них было время утащить ее, куда вздумается, — сказал ему Амос, — не рви жилы, док.
— Могли, — признал Пракс, — могли, если у них был при себе запас медикаментов для нее. Но дело не в ней. Вопрос в том, откуда они пришли.
Собирая совет, Пракс долго не мог решить, где его устроить. Даже для маленькой команды «Роси» комната Амоса была тесна. Он подумал о корабельном камбузе, но там еще возились с ремонтом техники, а Пракс хотел поговорить без свидетелей. Кончилось тем, что он, проверив, сколько еще поступило на счет, снял с него денег на аренду комнаты в клубе.
Теперь они были наедине друг с другом, а за окнами экранами во всю стену чуть заметно поворачивались гигантские строительные уолдо, вспыхивали и замирали маневровые ракеты, создавая узор, таинственный, как незнакомый язык. Об этом Пракс тоже никогда не задумывался, пока не попал на Тихо: чтобы компенсировать движение манипуляторов, прикрепленных к станции, требовалась постоянная работа маневровых ракет. Везде и всюду все кружилось в тихом танце и создавало рябь в пространстве.
Здесь, в комнате, между белыми столиками и креслами из противоударного геля, плыла тихая лирическая мелодия, звучал низкий, ласковый голос певца.
— Откуда? — переспросил Алекс. — Я думал: они с Ганимеда.
— Лаборатория на Ганимеде не годилась для серьезных экспериментов, — возразил Пракс, — к тому же их стараниями Ганимед превратился в зону боевых действий. Они не стали бы делать ничего такого, если бы вели там основные работы. Это была полевая лаборатория.
— Я тоже стараюсь не гадить там, где ем, — согласился Амос.
— Ты живешь на космическом корабле, — напомнил Холден.