Война (Книга 1)

Стаднюк Иван Фотиевич

На предельной скорости машина мчалась по безлюдным улицам. В Крашанах еще никто не знал, как ничего не знали и в военном городке.

Когда эмка подлетела к шлагбауму, навстречу проворно выбежал сержант с раскосыми глазами - дежурный по контрольно-пропускному пункту. Узнав штабную машину и увидев начальство, он поднял шлагбаум. Эмка проехала под ним и тут же остановилась. Из нее выскочил полковник Карпухин и, не отвечая на приветствие сержанта, кинулся в будку, где был телефон.

Сидя в машине, Федор Ксенофонтович слышал, как Карпухин взволнованно спрашивал оперативного дежурного, есть ли какие-нибудь приказы, шифровки, распоряжения. Тут же

полковник вышел из будки и доложил генералу Чумакову:

– Проводная связь со штабом армии и штабами дивизий не работает. Рацию забивают непроходимыми помехами. Никаких приказов не поступало.

– Объявляйте боевую тревогу гарнизону, - распорядился Чумаков.

Карпухин опять исчез в проходной будке; оттуда стал доноситься его высокий и властный голос. Начальник штаба не только объявлял боевую тревогу, но и приказывал поднять "В ружье!" гарнизонный караул, усилить посты, выслать на линии вооруженных связистов, снабдив их боевыми патронами.

"Молодец", - одобрительно подумал о Карпухине Федор Ксенофонтович.

Над военным городком зазвучали, взрывая тишину, резкие сигналы горна, а когда эмка подкатила к зданию штаба, возле казарм уже выстраивались в колонны штабные подразделения, выезжали из гаражей грузовики. Было четыре часа утра.

От Крашан до границы километров девяносто. И это расстояние поглощало уже сотрясавшие и небо и землю громы войны, которые внезапно обрушились на советские пограничные посты, на полевые биваки саперных и рабочих батальонов в полосе строившихся оборонительных сооружений, на передовые части, располагавшиеся в досягаемости снарядов тяжелой артиллерии. Фашисты напали по всем правилам внезапности. Но в Крашанах об этом еще не было известно, хотя, повинуясь приказу только что прибывшего командира, гарнизон военного городка колоннами быстро уходил из местечка к заранее намеченным местам сбора - в заросшие кустарником овраги над речкой Морошей.

Генерал Чумаков в сопровождении Карпухина и встретившего их рапортом "никаких происшествий не случилось" оперативного дежурного - сверкающего новенькой формой и начищенными хромовыми сапогами капитана - зашел в кабинет, на дверях которого красовалась табличка: "Командир части". В кабинете увидел двухтумбовый стол, телефонный аппарат на столе, железный шкаф в углу и большую карту Европы на стене.

"С чего начинать?" - подумал Федор Ксенофонтович.

Воздух в кабинете был затхлым, и полковник Карпухин подошел к окну, чтобы открыть его. В это время стекла в рамах вдруг тихо и дробно зазвенели: откуда-то издалека докатился приглушенный грохот. Карпухин на мгновение замер с поднятой к окну рукой, потом, щелкнув задвижкой, толчком распахнул рамы, и все услышали грохот отчетливее - уже не протяжный, а сотканный из отдельных взрывов.

– Боюсь, что бомбят штаб армии, - тихо проговорил Карпухин.
– Или аэродром... А зенитчики наши проходят сборы на окружном полигоне под Минском - осваивают новую технику.

В кабинет вместе с далекими раскатами вливалась свежесть.

– Связь, Степан Степанович!.. Нужна связь с командующим и с дивизиями!
– Генерал Чумаков требовательно, кажется, с мольбой посмотрел на полковника Карпухина, на растерянного оперативного дежурного.

Карпухин кинулся к стоявшему на столе телефону, а капитан выбежал из кабинета к своим аппаратам.

– Карту мне с дислокацией!
– повелительно крикнул вслед оперативному дежурному Федор Ксенофонтович, видя в окно бегущих с разных сторон к зданию поднятых по тревоге штабных командиров.

Как

же быть? Что ему, генералу Чумакову, делать сейчас, если он даже не успел отдать и довести до сведения командиров дивизий и начальников служб приказ о своем вступлении в должность командира корпуса? Как поступить, если нет никаких указаний из штаба армии, если отсутствует связь с дивизиями? Их штабы, как это было видно на испещренной условными знаками карте, которую ему только сейчас расстелили на столе, находятся на разных расстояниях от штаба корпуса. Механизированная дивизия - на северо-западе в сорока километрах, танковые - чуть ближе. Полки дивизий тоже далеко друг от друга. Не сразу соберешь их в один кулак. Да и получится ли кулак, если все они пребывают в стадии формирования, если в корпусе не насчитаешь и сотни танков. И тем не менее надо что-то предпринимать, хотя ничего конкретного об обстановке не известно. Действительно ли напали немцы? Или только небывалое провокационное вторжение их авиации? Если же напали, то как широк участок вторжения? И с какой целью - провокация или... война?.. В войну верить не хотелось.

Рассматривая по топографической карте расположение частей и соединений армии, в состав которой входил его корпус, генерал Чумаков обратил внимание на флажок, нанесенный красным карандашом в глубине леса северо-западнее Крашан.

– Это что, командный пункт корпуса?
– с надеждой спросил Федор Ксенофонтович у полковника Карпухина, указывая на карту.

– Так точно, - ответил Карпухин.
– В лесу, северо-западнее Крашан. Там еще не все готово, но линии связи подведены, есть законсервированная рация.

В это время близко послышались тяжелые, тряхнувшие стены взрывы. Донеслось гудение моторов.

– Самолеты!.. Немецкие!..
– раздался за окном чей-то осипший голос.

– Всем покинуть помещение!
– приказал генерал Чумаков, быстро складывая карту.

Из здания штаба торопливо выбегали командиры. Многие - с папками в руках, некоторые, надрываясь, тащили железные ящики с документами. А над военным городком уже разворачивалась группа немецких бомбардировщиков.

Генерал Чумаков, полковник Карпухин и еще несколько командиров только успели добежать от штаба до небольшого, заросшего деревьями кладбища, примыкавшего к костелу, как послышался свист, такой знакомый Федору Ксенофонтовичу по войне в Испании.

– Ложись! Бомбы!
– скомандовал генерал Чумаков, падая в канаву, окаймляющую кладбище.

Содрогнулась от ударов пятисоток земля, больно ударили по барабанным перепонкам тяжелые взрывы...

Прижавшиеся к земле люди не видели, как в дыму и пламени разваливалось штабное здание, рушились казармы, дома, в которых жили семьи командиров.

Когда самолеты пошли на второй круг, со стороны жилых зданий донесся надрывный женский вопль - безумный, повергающий всех, кто его услышал, в ужас...

Еще 18 декабря 1940 года в ставке фюрера был утвержден план "Барбаросса" - решительный документ с категоричными формулировками. В нем, в частности, указывалось:

"Германские вооруженные силы должны быть готовы разбить Советскую Россию в ходе кратковременной кампании еще до того, как будет закончена война против Англии... Основные силы русских сухопутных войск, находящихся в Западной России, должны быть уничтожены в смелых операциях посредством глубокого, быстрого передвижения танковых клиньев. Отступление боеспособных войск противника на широкие просторы русской территории должно быть предотвращено.