Война кукол
Шрифт:
— Каждая — воинская — часть, — сухо, отрывисто печатая слова, почти сквозь зубы вещал рослый и по-людски красивый Ветеран, в котором специалист легко узнал бы устаревшую модель GR-Family-BIC, серия 742-Warrior, — каждая воинская часть должна иметь — что? Знамя, девиз, знак и — честь. Знамени надо еще удостоиться…
— …если нас признают когда-нибудь воинской частью, — дерзко встряла Кокарда, тряхнув короткой стрижкой.
— Надо БЫТЬ воинской частью, а не ждать бумаги с печатью! — одернул ее Ветеран. — Не перебивай! Наш девиз — «Служить и защищать», наш знак — щит и скрещенные ружья. И вот, я спрашиваю вас — есть ли у нас честь? Двое
— Он отвечает по радару, — молвил Морион, — с помехами. Но выглядит он плохо, хуже некуда. Мне не понравилось, как на него посмотрел шеф роботехников. Он даже не сказал ни «да», ни «нет».
— Вот. Мы же, — продолжил Ветеран, кивнув пилоту, — отбарабанив дежурство, валимся в «мертвятник». Мы все надеемся на оперотдел и лично на Чака — что он разработает схему поимки маньяка, и кто-нибудь — Дерек, наверно — отловит его и скажет нам: «Ребята, можете гулять по Городу спокойно». Мы скажем: «О, спасибо, комиссар! Мы так долго ждали этой минуты! Надеемся, что суд взыщет с него за порчу казенного имущества». Да, похоже, так мы и скажем, потому что сами мы ни — на — что — не — спо — соб — ны. Так?
— Что ты предлагаешь? — тихо спросила Молния; смугловатый, сделанный «под азиата» Бамбук покосился на нее — что-то с голосом? Раньше она в режиме звуковой коммуникации говорила звонко и ясно.
Молния же вспоминала расставание в Бэкъярде и слова Кавалера: «Я переживаю за тебя. Тебе не говорили никогда, что ты красива и что можешь нравиться?» Теперь он лежит на монтажном столе, и роботехники, быть может, демонтируют его, а старший составляет ведомость на списание… Страшно. Это опасность для всех — но почему маньяк выбрал именно его, почему?
— Мы должны, — с нажимом сказал Ветеран. — Мы обязаны уделить наше свободное время поиску кибер-маньяка. Тот, кто умеет лучше всех — Электрик, скажем — пусть влезет в машины оперов Чака и скачает оттуда ВСЕ о маньяке. Включить эти разведданные в память. Разработать стратегию. Вести поиск параллельно с текущей работой. Найти — и обезвредить. Вот что предлагаю я.
— Согласен, — ответил Бамбук, и за ним это повторили все.
— Отлично, — поднял ладонь Ветеран, — но это еще не все. Маньяк не знает, что такое — умирать. Он думает, что просто гасит кукол. А мы знаем, что такое — полное отключение. Я пережил семь капремонтов…
— Я — два, — сказала Молния. — Один раз после теракта, второй — после того, когда помогали спецназу освобождать заложников.
— Я — один, — добавил Морион, — я падал вместе с флаером. Авария была не по моей вине, но погибли люди — и мне тогда жестко ставили мозг, чтобы снова допустить к работе.
— Вот, — подтвердил Ветеран. — Это — когда тебя убивают виртуально, вроде бы не по-настоящему, но сознание исчезает совсем, и ты должен сам пойти на это, потому что ремонтник командует — «Так надо». И никакого закона самосохранения. Но сейчас Третий Закон в силе, и мы будем защищаться. А чтобы он понял, как выглядит смерть, я готов причинить ему дозированный вред. Пускай почувствует на своей шкуре.
— Из шокера больней, — порекомендовала Молния. — И чтоб судороги были. Если не превышать установленный режим, это не вызовет необратимых изменений в организме. Шокер — табельное оружие полиции, он специально применяется для прекращения агрессивного поведения без причинения существенного вреда. Шокеры мы можем использовать свободно.
— Можно немножко
— Вы меня поняли, так? Небольшой ожог, неопасная рана, шокерный удар. Надо объяснить ему, что это не игра, не игровой Лабиринт Смерти, а мы — не просто куклы. Пусть он поймет и навсегда запомнит.
Киборги замолчали и обменялись полными решимости, жесткими взглядами.
Киборги не чувствуют боли. Не чувствуют, как с покрытого сажей и пузырями вздувшихся биопроцессоров тела пинцетами снимают остатки сгоревшей одежды. Как клочья сорванной ударом плоти полностью отрывают от ячеистой основы и бросают в мусорный контейнер — мягкий шлепок; это часть твоего тела ушла в отбросы. Как руки в перчатках металлического цвета возятся в твоей глазнице, кусачками отсекая уцелевшие тяги контракторов и вынимают потухший глаз — «Никуда не годится. Заслонки век тоже удалить». Как вскрывают виброножом твой живот, звякают инструментами о пластины брюшной защиты, распахивают их и ставят кабель напрямую, в порт мозга — «КАВАЛЕР, КАВАЛЕР, ОТВЕЧАЙ, ТЫ В КОНТАКТЕ?» — «ДА». — «ГАСТ, МОЖЕШЬ ПРИСТУПАТЬ К ТЕСТИРОВАНИЮ».
Селена благодарила небеса, что в самой монтажке она пробыла минуту-две, пока шеф роботехников Туссен распоряжался развернуть большую тест-систему; он перехватил ее взгляд на стол и прибавил: «Да, поставьте это за стеной». Стена здесь, в отличие от операторского зала, была матовой. Она ушла, она села за пульт, надела шлем — но будто и не отрывала глаз от Кавалера. Он все лежал перед глазами — жуткое чучело, воплощенное издевательство над человеческим образом — голова с черной дырой вместо глаза, в спекшейся коросте волос, оскал зубов в разрыве рта, спадающая с тела псевдоплоть, сочащаяся мутной слизью, вывернутая нога и… Селену против воли передернуло — он шевелился. Медленно, вяло, как вслепую, ворочал страшной головой, с дрожью разевал рот, пробовал двигать руками — контракторы неестественно согнули сломанное предплечье, — а роботехники Туссена пристегивали его к стенду. Между их быстрых, сосредоточенных голосов вслед Селене прорвался хрип, похожий на скрежет, — это был тот голос, которым он раньше предлагал: «Мисс Селена, хотите кофе? Я принесу, сейчас»…
— Господи, Гаст, я не могу, — она сняла шлем.
— Сидеть, — прошипел Гаст. — Это работа, Сель. Все чувства в сторону. Работай!
Туссен смотрел на Кавалера мрачно; ассистент докладывал:
— Биопокрытие разрушено на сорока процентах поверхности тела. Повреждено с отрывом от основы — примерно на пятнадцати…
— Чушь. Как с несущей основой?
— Явно — переломы бедра и голени справа в нескольких местах, колено сломано напрочь. Возможно, разбит правый тазобедренный сустав. Перелом плеча и разрушение правого плечевого; скорее всего, и лопатка полетела. Левое предплечье…
— Таз?
— Пока неясно. Позвоночник — тоже. Голова разбита слева; череп выдержал, но, видимо, радар сместился. И левый глаз готов.
— Батарея? Химректор? Мозг?
— Батарея цела, не лучит. Мозг… — ассистент оглянулся на стену, за которой — Селена и Гаст. — Удар был сильный, минимальная дистанция; как бы не появились зоны выпадения.
— Одной починки тысяч на пятнадцать, — заметил второй. — Это — если таз и позвоночник целы; проще новое тело купить. В армии такое списывают к черту.