Война миров
Шрифт:
– Чулки есть, – поправила я.
Август сделал шаг ко мне. Я не двинулась. Еще шаг. У меня задрожала какая-то струнка внутри, я почувствовала, как вспотели ладони.
Еще шаг – и расстояние между нами сократилось настолько, что ему, в общем, уже можно было молчать о своих желаниях, я и так все отлично чувствовала. Глаза потемнели и стали сумасшедшими. Дыхание участилось – это у Августа-то! От него било таким яростным вожделением, что я боялась пошевелить даже пальцем. Я была уверена, что стоит мне двинуться, хоть
Таким я Августа еще не видела. Никогда. Ни с кем. А что хуже всего, я понимала, что тормоза у него отключились, похоже, еще до того, как он выпил первый глоток виски. И включатся они не скоро…
А может, так будет лучше?
В конце концов, ну сколько еще может тянуться эта странная неопределенность между нами, вечная недосказанность, мучительная, как слабая зубная боль?
Да, конечно, тогда все запутается еще сильнее. Не исключено, что мне придется трудней. Но зато все станет ясно.
Август поднял руку и легко-легко провел костяшкой пальца по моей щеке. Меня бросило в жар. Он улыбнулся. Видел, понимал, что со мной происходит. Да то же самое, что и с ним.
– Будем делать глупости? – В его голосе появилась легкая хрипотца. – Отличная идея для сегодняшней ночи. Может быть, самая лучшая.
– А утром ты протрезвеешь, и тебе станет стыдно.
– Может быть, – согласился Август. – А может быть, не станет.
Он молчал, выжидая.
– Я бы рискнула, – осторожно сказала я.
– Но ты же не знаешь, что я собираюсь сделать.
Я пожала плечами и улыбнулась:
– Так даже интересней.
– Значит, доверяешь мне? – уточнил Август очень странным тоном.
– Вполне.
Он постоял еще несколько секунд, пристально глядя мне в глаза. А потом – отошел. Ну вот, так всегда. Наверное, таблетки начали действовать, Август разом протрезвел, одумался.
Но я ошиблась.
Он взял со стула плед, встряхнул его, расправляя. Потом укутал меня им. Снял килтпин и заколол плед у меня на плече. Все это он проделывал молча и с очень серьезным видом. Отошел на шаг, любуясь своим «произведением». Потом поднял меня на руки, крепко прижал к груди и шагнул в гостиную.
А навстречу нам как раз пошли гости из столовой.
В оглушительном молчании Август пронес меня мимо расступившихся гостей, от неожиданности потерявших дар речи. Рядом мелькнул Лур, ловко распахнул двери, пошел рядом. Август шагал и шагал. С высоко поднятой головой и каменной физиономией. А мне было смешно. Какая, если разобраться, милая и романтичная выходка! Все нормальные люди сбегают с вечеринки тайком, а меня завернули в плед клановых цветов и унесли на руках.
Август вышел на улицу. Дождь, кажется, еще усилился. Чтобы холодные капли не заливали мне лицо, я уткнулась лбом в шею Августу, обняла его одной рукой,
Я была в безопасности. В той тотальной, нерушимой безопасности, которую мог дать мне только Август. В нашей жизни редко случались такие мгновения, но за них я могла простить Августу все.
Ступеньки, вперед забегает Лур, распахивает двери. Август переносит меня через порог, идет дальше, поднимается по лестнице. Длинный коридор. В правом крыле – моя старая комната, в левом – кабинет Августа и его спальня. Ну да, куда еще он мог принести меня? Только к себе.
– Кабинет, – приказал Август Луру.
Понятно. Август в своем репертуаре. Сначала он захочет поговорить. Я помню, он без этого не может. И в спальне, конечно, поговорить нельзя, туда можно зайти, только когда все решено и выяснено. Черт, а сегодня такой вечер, что я тоже могу наделать глупостей.
Он посадил меня на маленький диванчик у стены, между книжными стеллажами, и вышел. Я пощупала волосы – мокрые, разумеется. И ноги ниже колен мокрые. Надо бы снять чулки… В кабинет заглянул Август, бросил мне пушистое полотенце:
– Я буду через минуту. Вина выпьешь?
И ушел, не дожидаясь ответа. Я сняла чулки, вытерла волосы и ноги. Потом сообразила, что выгляжу довольно глупо – можно же сходить в свою комнату и переодеться. Но мне было так уютно сидеть, подобрав под себя ноги, укрыв босые ступни пледом, что я никуда не пошла.
Вернулся Август. С бутылкой красного кларийского, двумя бокалами и штопором. Он переоделся – в светло-голубой джемпер, серые свободные брюки и мягкие домашние туфли. Похудел как сильно… Год назад этот джемпер был ему в обтяжку, а сейчас даже в плечах самую малость велик.
Он открыл вино, ловко разлил его по бокалам, один протянул мне. В глаза смотреть избегал. Сел напротив, крутя в пальцах свой бокал.
– Делла, прости меня.
Понятно. Этого тоже стоило ожидать. Август протрезвел и опомнился. Все равно не буду злиться, не хочу, хочу сидеть вот так, ни о чем не думая, и наслаждаться покоем.
На мизинце у него был перстень. Герцогский перстень Клариона. Тусклый, в целом неяркий – платина, красно-розовая шпинель, на верхней грани резная баранья голова и стилизованная латинская «C». Между прочим, в столовой он был без кольца. Он надевал его буквально несколько раз в год, строго когда оно требовалось по протоколу. В Пекине надел единственный раз – на свадьбу императора.
– Пожалуйста.
– Конечно, – ответила я, сообразив, что дело пахнет керосином и Августу не просто стыдно – ему конкретно плохо. – А за что?