Война на истощение
Шрифт:
Солнце палило нещадно. В раскаленном воздухе стоял еще не рассеявшийся запах дыма и гари; со стороны Большого Горького озера доносились протяжные гудки заблокированных в его водах гражданских судов — моряки (немцы, поляки, англичане и прочие шведы) предупреждали, чтобы авиация не наносила удары по ним. Вот разорались, подумал Полещук, а ведь на каком-нибудь западном сухогрузе вполне может сидеть израильский корректировщик. Кто-то говорил, что там, вроде, есть один «американец»…
Еще в двух местах он нашел следы неразорвавшихся бомб. Это были шурфы в земле примерно метрового диаметра. Заглянув в один из них, самой бомбы Полещук не
— Саша, ты где болтаешься? — встретил его вопросом капитан Агеев. — У нас какой-то старший лейтенант появился, я ничего понять не могу. — Советник повернул голову в дальний угол блиндажа. — Вроде, про бомбы спрашивает. Узнай, кто он и что ему нужно.
Полещук снял каску и подошел к незнакомому старлею, общавшемуся с двумя офицерами роты, поздоровался с ним, назвал свое имя.
— Старший лейтенант Абдель Керим, — назвал себя офицер в замусоленном хаки и высоких шнурованных матерчатых ботинках. — Командир группы саперов. Я спрашивал, есть ли на вашей позиции бомбы замедленного действия.
— Да, есть. Я лично видел три, — ответил Полещук.
— Можешь показать, где?
— Конечно. Пошли.
Полещук объяснил Агееву, что приехала группа саперов для разминирования бомб замедленного действия. А так как единственным, кто видел места их падения, оказался он, надо парням помочь. Советник неопределенно махнул рукой, и Полещук пошел догонять Абдель Керима.
— Ну, это просто, — сказал старлей, когда Полещук подвел его к авиабомбе, лежавшей на поверхности. В десятке метров от массивного стального цилиндра уже собрались любопытные, а лейтенант Фавзи, фанатично верующий мусульманин, бесстрашно приложив ухо к корпусу бомбы, пытался что-то услышать.
— По-моему, тикают часы, — сказал Фавзи, поднявшись с колен и отряхивая песок. — Клянусь Аллахом, эта штука замедленного действия! Искяндер, хочешь послушать?
Пока Полещук несколько секунд раздумывал, стоит ли проявлять нелепую в подобной ситуации храбрость, Абдель Керим отдал команду своим саперам, а всем остальным приказал удалиться в укрытие. Через десяток минут прогремел мощный взрыв, блиндаж, в котором все укрылись, заходил ходуном, еще раз вытряхнув изо всех своих щелей мельчайший песок… Затрещала зенитная установка — кто-то из солдат, видимо, подумал, что роту вновь бомбят и палил в чистое небо…
— Мухаммед, иди сюда! — подозвал Абдель Керим одного из своих саперов, когда Полещук подвел его к шурфу, в котором скрывалась вторая авиабомба. — Ялла, проверяй! — добавил он, отойдя на пару шагов от края отверстия. Полещук сделал то же самое и посмотрел на солдата-сапера. У него в руках был длинный металлический штырь, который он вдруг воткнул в яму со смертоносным зарядом. Хаки Полещука прилипло к спине, мгновенно став мокрым от пота. С ужасом наблюдая, как сапер продолжал орудовать своим щупом, Полещук вытер рукавом пот с лица и сказал старлею:
— Это — твоя работа, ахи Абдель Керим. Не моя. Я вообще-то переводчик. Пойдем, покажу тебе третью бомбу. Ялла!
…Как говорится, не худа без добра: антенный комплекс станции П-12 здорово посекло осколками, его демонтировали и увезли в ремонт.
…Все трое друзей-переводчиков, собравшихся у Полещука в Насер-сити, выглядели довольно подавленными. И Лякин, и Сажин, и Агарышев перенесли по нескольку воздушных налетов, не хотели обо всем этом вспоминать, и налегали на аптечный спирт. Полещук — тоже. После неумеренного застолья, если вообще можно было назвать это молчаливое надирание застольем, к девяти вечера, основательно набравшись, все безоговорочно решили продолжить мероприятие в ночном клубе. Наплевав на запреты, — послезавтра опять возвращаться под бомбы и ракеты, — переводчики остановили такси «мерседес», и покатили в «Аризону».
Можно было, конечно, добраться до улицы Аль-Ахрам в Гизе коротким путем, огибая центральную часть города с юга. Но офицерам захотелось полюбоваться ночным Каиром (кто знает, может, в последний раз!), поэтому вырулили на площадь Оперы, откуда свернули на улицу Сулеймана Паши, одну из самых фешенебельных и оживленных улиц столицы.
В центре города было полно народу. Ярко светились неоновые вывески магазинов, всевозможная реклама; отдыхая от дневного зноя, фланировали по тротуарам горожане. Богатые одеты по-европейски, бедные — в традиционных длинных рубахах «галабиях». Автомобили двигались непрерывным потоком, создавая клаксонами жуткую, но уже привычную какофонию звуков, из которой время от времени вырывалась замысловатая мелодия.
— Слышишь, Щука? — толкнул Полещука Сережа Лякин, когда обгонявший их автомобиль пронзительно просигналил длинной и необычной для советских ушей мелодией. — Любители итальянской оперы, мать их! На канал их под «Фантомы», попели бы там под свист бомб! — Лякин заерзал от возмущения и потянулся за сигаретами. — За кого воюем?!
— Да брось ты, Серега, возмущаться! — Полещук проводил взглядом удалявшийся «музыкальный» автомобиль. — Мы в Каире, старик. Радуйся жизни! Подумаешь, какой-то богатый египетский козел пытается всех удивить…
Витя Сажин молча прислушивался к диалогу и машинально гладил рукой чучело кошки, купленное на улице в Гелиополисе, где тормознулись у киоска с сигаретами, всего за несколько пиастров.
— Сажа, выбрось ты эту гадость! — наконец не выдержал Полещук. — На ней же блохи, наверное, остались. Африканские. Хочешь заболеть какой-нибудь экзотической болезнью? И потом, нас с этим чучелом в кабак не пустят!
— Вы чего, мужики? — Виктор взял кошку за хвост и поднял с колен. — Это же мягкая игрушка, а не чучело. — Он попытался рассмотреть свою покупку поближе, но в темноте салона такси отличить игрушку от чучела было, конечно, невозможно. — А, хрен с ней! — Он выбросил кошку в окно под колеса соседнего автомобиля, водитель которого, крутанув руль и высунувшись едва ли не по пояс, что-то возмущенно крикнул…
Агарышев, дремавший на заднем сидении, проснулся, чего-то промямлил, закурил сигарету, и уставился в окно.
Проехали площадь Тахрир и свернули на мост через Нил. Справа ажурными узорами светилась Каирская башня, самое высокое сооружение египетской столицы. Проехали аристократический Замалек, еще один мост и машина, свернув налево, помчалась по набережной, ведущей в Гизу. Наконец, оказались на улице Аль-Ахрам, где буквально через каждые сто-двести метров светились неоном вывески казино и ночных клубов. Леша Агарышев оживился.