Война на пороге. Гильбертова пустыня
Шрифт:
— Спасибо, Сергей Николаевич! Но я заканчиваю аспирантуру только через год. И погоны мне не дадут за неблагонадежность. Я хотел вас спросить про Ямамото, Сергей Николаевич! Он был одним из тех, кто «затерялся» в толпе умерших... Так он до сих пор ставит нам музыку или нет?
— Нет! Тот, кто ставит музыку, — это не ключевая фигура. Ключевые, - кто ее пишет. Пишут группы. У вас есть группа, Владлен?
—Да, Сергей Николаевич. И в меру музыкальная. Мы искали тех, «кто музыкой богат», и нам объявили войну. Один полежал — в психушке, другая — в больнице. Третий попал на международный скандал и плачет по потерянной карьере. Четвертый — я, ищу крышу... Прячу лист в лесу, так сказать.
— Ты словоохотлив, лесник... У меня умер Друг. Этого нельзя понять. Только пережить. Береги друзей. Я похлопочу за тюю крышу. Как у тебя с японским?
— Это неродной язык, - широко улыбнулся Владлен.
Сергей засмеялся, впервые после
— Неродной, говоришь?— сквозь смех произнес он.
Мальчик попрощался в дверях. Первый ходил по комнате и туповато улыбался старому зеркалу. Он наконец-то отпустил эту войну, вину и хну Лидочкиных волос. Еще ос-
Oifuu fjtfuMnM* ЈM*A
тавались силы, нужно было стратегировать следующий мир. Что-то он давно не писал настоящих докладных записок на основании настоящей полевой работы. Так что, к делу, «господа юнкера!» Потому что пока мы рулез, японцы уже мар- ширен, а это не порядок-с.
2005 год
В декабре пришлось срочно выехать на Украину. Это был провал и пролет. Новые погоны и дурацкий стыд. Мама ушла и некому залечить раны или по-деловому распорядиться истраченными внутри себя «войсками», Маринка, как идиотка, устроилась в пиар-отдел какого-то холдинга. Новый год начался третьим докладом «по японскому вопросу». В конце вечера Министр подошел к нему и тихо, но четко сказал: «Вы что, Сергей Николаевич, с ума сошли...». Первый поднял досье связей министра и с грустью обнаружил нити Тайваня и повышенный интерес к Сахалинской области в последние два года. Остальные доклады случились в узком кругу и прошли как «телефон для глухих». Так называлось причудливое произведение некоего фантаста, которого цитировал Владлен.
«Не взятьли нам в аренду САХЭнергу?» — сказал он Владлену, который был вызван на работу и прибыл по полной форме, но с красными глазами. Новенькие в праздники всегда так... Непонятно им, что праздники — самое время работать — нет же никого.
— Если вольно, то у меня есть выход на держателей пакета, но там закон — тайга, на держателей никто не смотрит, да и американе там хозяйничают...
«Да, — подумал Первый, — их Сахалинский харизматический лидер умер в небе, а оно молчит, куда его там направили, значит, там есть свой Первый Отдел».
— Вольно, лейтенант, ваши аспирантские дела милостиво переложили в наш образовательный питомник, там определят вам Гуру и учебный план. Как ваша группа, Владлен, нашли «времен связующие нити»?
— Никак нет, Сергей Николаевич. И группа это не моя, а Горского... Мы все сейчас пошли в карьеру, то есть с места в карьер или в гору. Оттуда лучше видно, но, правда, японцам так легче будет перебить нас. Тренировочный лагерь спецназовцев мне бы не помешал, Сергей Николаевич.
— Отказать до лета... — вот уж не думал, Марина слала вам привет, она теперь у нас леди-холдинг, — с кривой усмешкой сказал он.
— Я видел ее вчера, - замялся Владлен, — вы не подумайте...
«Я думаю про другое. Что толку ревновать Маринку, она рассмеется. Она — свободный человек и красивая женщина. Что еще нужно для счастья? Она никогда не наденет погоны и это дополнительная удача».
— А что докладываешь тогда, молчал бы, что видел, эх, молодежь..., — настроение у Первого все-таки испортилось. «Проклятые свободные люди еще более опасны, когда они молоды и красивы, как Принцы».
— Я редко вру, — ответил лейтенант, — я готов представить вам отчет по всем этим шельфам Сахалинским, вдруг и вправду разбогатеете.
— И это будет неплохо, — произнес полковник, — я бы хотел защитить эти земли, а защищать можно только собственность, иначе не поймут-с. «Тоже Арсеньев нашелся!»- в сердцах подумал он о себе.
Лейтенант вышел и, наверное, засел на Машином месте. «Во ведь, медом намазано сидеть на стуле Мухи в ее отсутствие, полное разложение секретности и дисциплины. Полная взаимдзаменяемость паролей и доступов...»
На столе лежал распечатанный текст без абзацев.
Это писала Машка. У нее хватало времени думать в компьютер прямо-таки художественными текстами, хорошо, что она не составляла докладных записок в таком жанре — повесилось бы начальство. Читать ее отчеты было одно удовольствие. Или сплошной ужас. Японцы, кстати, писателей пригашают на разные серьезные правительственные сборища по составлению стратегий и сценариев развития, и ничего, жанр выдерживает...
В тексте значилось:
«Медсестра была к нему внимательна, но той отстраненной американской нежностью, которая дозировалась и измерялась мерным стаканчиком, чтоб не дай Бог что. Ее звали Катрин. Вопреки сюжету или потому что Сюжет еще не прочно сел на страну, сестричка не была необъятной негритянкой, а имела фигуру голливудской звезды. Он полулежал на подушках и осознавал свою усталость. Посетители видели его энергичным, чуть сварливым фантазером. Приходили люди. Все время. Кто-то,
В далекой России, которая почему-то диковато именовалась уже 70 лет Советским Союзом, что само по себе уже обеспечивало гибель государства просто от такого названия, жил и умер фантаст Иван Ефремов, он рассмотрел модель безроботизированного будущего мира, но тоннель перехода к нему не нарисовал. Подлец. Или не дали. Там, в тоталитарных странах, тяжело печатать то, что хочешь сказать. Название Соединенные Штаты Америки нравилось ему больше, в своих творениях он «плясал» от Гегемонии США и ее перехода к Гегемонии США же. В названии «Советский Союз» не осталось страны России, это была абстракция, государство в воздухе, без людей и земель, одни образы советикусов, летающих в космос вместе со своей коммунальной кухней. Это был эксперимент, который заканчивался крахом на виду у всех, но он, Азимов, американский провидец, тоже умирал на земле своей гегемонии, и дело его жизни было некому оставить. Страна — Хозяин мира пропустила сначала точку роста, а потом точку кипения или бифуркации, и «чудовищная российская яма перемен» вот-вот да и втянет Америку в воронку, а «Второго Основания» еще нет как нет. Азимов был страшно обижен на тупую цивилизацию, которая даже при прописанной стратегии лечения от детской кори или от этой их «левизны в коммунизме» не может сделать все как следует. Он уже не слишком хотел жить, но он был христианином и считал, что аморально желать себе смерти. Он работал по четыре часа в день, даже в больнице. Интервьюеры что- то запаздывали. Азимов ворчал про себя. Он привык чувствовать себя у тайного руля, а теперь ему дали муляж, и это злило. Где эти, черт их побери... Он не стал писать тезисы, откинулся на подушки и задремал. Во сне симпатичный робот-андроид все никак не мог принести ему кофе, приносил то сок, то молоко, то шоколад. Шоколаду хотелось. С горячей обжигающей пенкой, которую так любил этот вечный плод его, Айзека, зависти — бельгиец Эркюль Пуаро. Кто-то тихо принес газеты и положил на поворотную тумбочку и вышел. Что ему оставалось?Подать в суд на американскую медицину, которая заразила его вирусом СПИДа?Как будто он не знал, что даже в стерилизованном мире просто так ничего не бывает. Да и медицина здесь, скорее всего, не причем. Чем тупее ШЛЕМ, тем он быстрее ставит галочку «опасен» и ликвидирует, включив в Игру машинку чиновников с нечистыми шприцами. Кто ж знал, что Людены перегрызутся за правила Игры. Он был их идеологом. А считал себя Проектантом Будущего Американского Процветания. Обидно. Еф- ремовское расслоение на «джи» и «кжи» произошло в их верхнем слое быстрее, чем он принял тактическое решение — сменить «рамки» Игры. «Прямо, адмирал Ямамото, поданный в собственном соку», — думал Азимов. Он опоздал, как Америка опаздывала со своими «Фабриками мысли» фабриковать приемлемые модели новых форматов. Она скатывалась к Гегемонии во имя Гегемонии. Это был тупик. Это был Советский Союз. Полицейское государство с выделенной верхушкой Игроков в ничто, в статус-кво. В стагнацию. В агрессивную крутость, чтобы скрыть собственные грешки по размонтированию «Первого основания». Рональд Рейган улыбался во весь газетный лист. Как могло случиться, что его, Азимова, сняли с должности «Мастера Игры» и отправили в расход?.. Ничего себе, шуточки собственных построений!Азимов ненавидел упрощения. Вот они и настигли его самого. Все, что он удумал, было очень сложно «для цирка», власть хотела власти и еще хотела казаться демократичной. Быть! — это что-то не модное со времен Шекспира.
Интервьюэры, вошедшие вместе с этой мыслью, были безжалостно подавлены его прогнозом: «Первичное упроще-
CcfAcH Пс(4смлм* Елшл T\t+tc*m*Mi
ние, начавшееся в нашей стране, благодаря тупости и неповоротливости наших с вами мозгов, приведет нас сначала к лавине управленческих ошибок, потом технологических сбоев и катастроф, а затем к Сюжету, подробно рассмотренному в фильме "Безумный Макс". Как не видели?А я уже смотрел».
Молоденький репортер, Джон Кляйн, которому поручили расспросить умирающего писателя, долго осведомлялся у знакомых о фильме «Безумный Макс». Фильм вышел через год спустя после смерти писателя фантаста Айзека Азимова. Джон бросил работу в газете, где числился ведущим раздела «Новое», долго скитался по средней Америке и занялся обертонным пением. В 2000-е он попал в Россию, и в маленьком зале состязался в своем искусстве с монголоидного типа русским, который просто встал рядом с ним на сцену и начал импровизировать голосом, куда более сильным, чем у Джона. Они спели вместе и сняли миллион оваций. Пили пиво потом и говорили о пустяках.