Война на пороге. Гильбертова пустыня
Шрифт:
На стене в его верхнем кабинете висела карта Сахалин- ско-Хоккайдской операции с аккуратными стрелками пути, подаренная ему Гномом, этим вездесущим майором из Штаба флота, который потерял на войне друга, и потом японцы заплатили за этого друга немеренную цену.
Владивосток. 7—8 сентября
От нашествия дипломатии, этики и международных обозревателей их спас командующий, он же купировал некие действия правительства. Хотя этот командующий был младше создателей двигателей и прочих Тимофеевых-Ресовских, Королевых, в общем, красных директоров разных времен. Он просто не оставил Гному и Первому времени на эти все геополитические шашни. И разрешил им довоевать войну, пока мог. И все же они не успевали. Гном мрачнел. Месть не дотягивала до урона, принесенному его сердцу. «Японский снайпер дострелил
Нельзя было объять необъятное. И хотя Гном знал, что если что-то хочешь сделать хорошо, то делай это сам или поручи другу, но на все не хватало суток, друзей и проводок через командование трех уровней. Он и так имел все полно-
CefW 17Ц*мш*н Елшл
мочия. Почти бесконечные, но они ложились на конечные часы в сутках. Еще не хватало друга.
— На карте все выглядело логично, Маша.
— Мне тоже невесело, Александр Ильич! — Теперь, после его суточной отлежки в госпитале, уже Маша наносила события на ширму, испещренную знаками. Кадет Васильев ходил за Гномом денщиком, нянькой, кофеваркой и секретаршей. Кофе Гному запретили. Васильев был хороший парень. Медлительный. Варил ему кофе, тихарясь от Маши. Два или три раза Гном сбивал его с ног.
«На Итурупе сложился Гуадалканал», - так считал Первый. Их старая, четырехсотстраничная война между Вторым и Ямамото постоянно впрягалась в современную повозку, и Первый понимал, что он никогда не сможет принять и пережить дурную бесконечность, которая повторяется на каждом шагу. После севшего на брюхо десанта на Итуруп ничего нельзя было послать, — так, по мелочи, развлекались ни- колаевцы. Рискуя. Ночью японцы забрасывали туда такую же мелочь с Кунашира. Усталый отряд десантников укарауливал их и с потерями уничтожал. Или пропускал и дрался на развалинах завода. Такой вот Мордор. Корабли ушли от одной стороны и не пришли к другой. «Но "Бурный" же был там, черт тебя возьми, Григорич!»
Остров Итуруп. 7—9 сентября
Григорич поседел, завод порушили, на резервных генераторах экономили горючку, но по ночам жарили рыбу и гребешков и бывали в новостях. Хорошая пища, да не лезла в горло. Хорошие решения, да не грели душу. Это было все равно, что расчленить труп отца. А потом попросить прощения. Остров был искалечен и испорчен. В домике врача валялись раненные и стонали от фельдшерских грубых рук. А когда у нас были врачи? Кто сюда поедет-то? Так, жены случайные. Роды рыбачки сами принимали. Испокон недолгого перестроечного века. Григорич думал про судьбу, занесшую его на этот Богом забытый остров из культурной столицы, где он прожил незаметно двадцать один неполный год. Почему-то он вспомнил, как бился' за строительство этой больнички, домика врача, за то, чтоб социалку подправили и погранцов усовестили. Ну, не дотационный мы регион, дайте вздох- нуть-то, сволочи, мы вам тут Японию выстроим на одном отдельно взятом острове. Кому кричать? Приезжали министры, ловили гребешков. Так это было мелко... И просить, и ловить... Сыграло то, что он запасся оружием, и парочку раз они с капитаном Грищенко срывали высадку проклятым самураям, просто подпуская их к берегу и расстреливая с горки. Те лезли на смерть, как сумасшедшие. Никто из наших так воевать не хотел. К восьмому дню Григорич устал стрелять, поднимать дух и понял, что сейчас все это прекратится, и даже неясно — останется ли Итуруп у России или отдадут его Коидзуми, потому что Москва не сильно печется о его, Григорича, экономических и военных успехах. Столица была дурной матерью землям русским. А Питер немного нервным, но все же боевитым отцом. У этой парочки было его, Григорича, островное дитя без глазу. И никто не оценит этого хлопотливого обозничества, сиречь строительства, потому что все, что мы делаем, мы делаем для себя, или еще бывает делаем, что можем. Григорич уже не мог спать по два часа в сутки. Накатывалась усталая безнадега. Он был хорошим производственником и умелым торгашом, он был браконьером и таможенным проходимцем, дипломатом и спецом по рыбе, но никогда не хотел быть военным.
Бомба, которая
Владивосток. 7 сентября
После второго взрыва Первый фактически был занят корейским вопросом, он не ходил на тактические совещания. Почти не бывал в Штабе, словно обрел себе иное руководство. Гном все время забывал, что Первый — разведчик и дипломат, а совсем не руководитель операций. Игорь, тот — да, но он и так был правой рукой Гнома по Охе и Петропавловску. Фактически, он заменил Владлена и даже как-то непостижимо подправлял ситуации у моста. Он был менеджером на войне, у него всегда все было. Гному казалось, что Игорь — инопланетянин. Откуда-то он умел водить небольшие самолеты и, может быть, и даже наверное, катера. Игорь был нейтрален к распоряжениям местного начальства и все время на связи с Москвой. Он вел свою денежную игру и учитывал действия Гнома. Однажды позвонила Гурия. Гном удивился, что из Магадана. Неужели вернется прежняя жизнь? А дети? «Дети пока не могут пособить в войне», - усмехнулся Игорь в трубку жене.
С момента выхода десантного соединения из Фукуоки, узнав, услышав и отрефлектировав ситуацию на фронтах и сложив ее в своей жизни, Гном начал мстить за Владлена, отмечая крестиками события «памяти друга». Маша считала, что он сошел с ума. Потому что он перестал шутить. Это было жутковато.
Северная оконечность острова Сахалин. 7 сентября
Сухопутный отряд грамотно провел вторую атаку Охи и отчитался об уничтожении японских сил в городе. Эти военные ролевики, коль было не велено, в плен и не брали. Вытесняли в леса и зачищали. Враги, так враги.
Владивосток. 7 сентября
После ядерного взрыва в Тотгори Гном понял, что его корейская операция, столь бережно прикрытая командующим, успевает, и ему наплевать на то, что в Интернете обнародован факт введения в действие японского плана «Гражданская оборона и эвакуация: угроза тотальной войны». А то до этого, они не планировали своих атак по всему региону?
— По Сеулу и Инчхону были нанесены воздушные удары, десантирование прошло успешно... Теоретически, товарищ командующий, они могли бы и нам так же обеспечить высадку десантов. Бомбу во Владик и атака по всему побережью. Только мы им не нужны. Исторически. Они чтут историю, поганцы. Вот Кирафуту это — отдайте!
ги/шмш пустыня
Объявили войну Северной Корее, сволочи, когда уже стоят на подступах к Сеулу. Даже американе что-то вроде ноты прислали. «Вот те раз, нельзя же так!» Сами научили. Геге- монят все страны по одной схеме.
Уже в 6.10 по своему Токио они захватили плацдарм в Пусане, туг и грохнуло в Пхеньяне. А пока любовались свечением, уже по Тайваню вдарили, в Инчхоне десант вывалили, причем не свой, а маньчжурский, шашни слепили с 2010-го года. Предупреждал Кирилл корейцев, да куда там.
И дальше понеслись значки на карту:
7.10. Высадка японского десанта в Пусане.
7.15. Захват плацдарма в Даньшуе.
7.20. Захват ключевых пунктов в Тайбее.
7.30. Высадка маньчжурского десанта в Даньшуе.
А про «зеленый Хинган» русские как-то не спели, и на границах у нас было круто. Инциденты и прецеденты так и сыпались. Погибла куча народу, но за эту линию японцы только злобно дергали, чтоб болело, но не наступали. Маньчжурию они, конечно, получат под протекторат. Затем и Китай делили. Эх, переиграли их Проектанты наших, да и китайских.
– А Корея-то кончилась! — сказал Гном.
– Помнишь, Воронин, как в 2006-м году корейцы с китайцами вопили, что Коидзуми в Храм Ясукуни пошел на 2-е сентября — де, почтить фашистов и воспеть милитаризм своей страны.
Гном помнил, он дважды играл эту информационную новость, доказывая играющим, что в корейской ситуации нужно быстро строить корабли и самолеты, а не протесты выражать. Какая, блин, разница, куда ходит Коидзуми и каких богов он чтит?
Вот и догрелись. Эх, не ведется новая война старыми методами!