Война нервов
Шрифт:
– Почему ты не хочешь отвечать на мой вопрос?
– Ты плохо слушал. Я сказала, что отслеживала все преступления, подпадающие под юрисдикцию СКР, в надежде наткнуться на знакомую фамилию.
– Не держи меня за дурака.
Моника усмехнулась.
– Хорошо, отвечу. Я занималась расследованием тяжких преступлений, включая убийства, изнасилования, кражи, ограбления, шантаж, поджоги. Я обладаю доступом к секретным компьютерным базам данных оперативных подразделений правоохранительных ведомств. Плюс доступ к двадцати пяти базам данных правительственных и частных структур. Так вот, в прошлом году я расследовала убийство американского морпеха. Он осуществлял охрану директора американского «Центра в защиту политической справедливости» в Сомали. Морпех спас ему
…Моника была одета в хаки, берет, солнцезащитные очки. Под усиленной охраной она села в вертолет Sea Knight («Морской рыцарь») с двумя несущими винтами над кабиной и хвостовой частью, и «дважды винтокрылая машина» оставила Могадишо и взяла направление на юго-запад страны.
Сто пятьдесят километров пути, и «Морской рыцарь» приземлился на бетонной площадке в центре тюрьмы.
Именно с этого момента Моника начала жалеть о своем безрассудном поступке. Она чувствовала напряжение даже в воздухе, ненависть – во взглядах тюремного гарнизона, личный состав которого был сформирован из бойцов спецназа, чернокожих громил. Она вдруг подумала о том, что рядом с белой завистью существует черная ненависть. Вот сейчас с ней расправятся, и не поможет мнимая охрана. Она вторглась на чужую территорию, чтобы сунуть нос в чужие дела.
Однако нашла успокоение и прежний настрой, до каждого знака мысленно воспроизводя отрывок из статьи в мадридской газете, выделяя главное: «Полковник Петр Юсупов. Духовник епископа Рейтера».
Духовник…
В тесном кабинете с зарешеченным окном, где единственной мебелью были смычка стол-стул, похожая на парту, и откидная скамья для допрашиваемых, Моника поджидала начальника этого объекта. Она не находила логики в его предложении ответить на ее вопросы в камере для допросов.
Он заставлял себя ждать в камере.
Моника тем временем до мельчайших деталей воспроизвела картину полета, приземления, чтобы вспомнить ее через год, два…
Петр Юсупов…
Теперь он рядом. Или снова рядом. В одной из камер, в одном из каменных мешков, в одной из банок, где тушится его тело. Но он уже не тот Петр Юсупов, которого знала Моника…
Фейсал, стремительно вошедший в камеру, был больше европейцем, нежели негром. По определению Моники – смертельно побледневшим негром. Его подозревали в связях с экстремистами. По сути, весь гарнизон подпадал под это определение. Потенциально он мог совершить покушение на главу «Центра в защиту политической справедливости», с этого и начался допрос. Моника задала ему всего несколько вопросов. Фейсал отвечал охотно, рисуясь, наглея с каждой секундой:
– Я отвечу более подробно, если вы снимете рубашку. Или хотя бы расстегнете верхние пуговицы.
Его глаза пожелтели еще больше, когда Моника неожиданно откликнулась на его просьбу и одну за другой расстегнула несколько пуговиц. Усмехнулась: «Пышный бюст – не гарантия успеха в личной жизни». Внешне она походила на актрису Сальму Хайек, сыгравшую роль вампира в фильме «От рассвета до заката», и ей, жгучей брюнетке, подходило черное белье. Именно черные кружева рассматривал сейчас Фейсал, часто сглатывая.
– Так где вы были во время покушения на политолога?
Он с трудом оторвал взгляд от кружев и посмотрел на женщину. Он был за этим бельем, задыхался от его свежести, растекался по ее телу…
В камере было душно. Моника предложила пройтись по более или менее прохладным коридорам и выслушать начальника в непринужденной обстановке.
– Туда
– Почему?
Фейсал забыл пошутить: «Туда вам еще рано».
– Ну если вы хотите. – Он отдал команду, и надзиратель открыл металлическую дверь. Начальник и его гостья вошли в отделение для особо опасных преступников.
Фейсал, названный так в честь короля Саудовской Аравии, сломался быстро. У него была одна слабость и страсть – белые женщины, и он получил хотя бы общее представление об их красоте, и его впечатления многократно усиливались здесь, в тюрьме, на фоне решеток, тяжеленных дверей. Эта женщина не смогла бы произвести на него такое сильное впечатление в баре, к примеру, не говоря уже о сцене с отполированными шестами. Может, он видел ее в этой камере – хозяйкой и камеры, и его тоже. Он робел. Он выполнил бы любую просьбу, приказ. В общем и целом он походил на возбужденный фаллос; и Моника отчетливо представляла, что станет с ним после выброса энергии… Она оставила его в таком положении. Он стоял в центре бетонной площадки и смотрел из-под руки на улетавший вертолет…
– Моника… – начал было Джеб, стоя у порога люкса.
Женщина покачала головой и приложила палец к его губам.
– Ничего не говори, – сказала она по слогам. – Я все прекрасно понимаю. Ты хороший парень, который ничего не обещает, мало говорит и много делает.
– Мы встретимся.
– Пустые слова. Моих данных вам хватит для начала операции.
– Твоих данных мне будет недоставать.
Моника улыбнулась:
– У меня действительно классная фигура, грудь, бедра. У меня розовые пятки и тонкие пальцы без мозолей. Глупо с такими данными проснуться однажды под крышкой гроба. Я не хуже и не лучше других, я немного особенная. Ну мечтала внезапно разбогатеть. Охотилась за синей птицей, не зная, что она собой представляет. А когда узнала, вдруг открестилась от нее: не надо мне никакого богатства. Тем более такого. Тем более что меня предупредили. Обещай мне одну вещь, Женя. Купи диск Робби Уильямса с песней «Со мной одни неприятности» и крути его с утра до вечера.
– Обещаю.
«Боже, – не удержалась от вздоха Моника. – Непостоянство – мое имя или его? А может быть, его предшественника?»
– Кстати, тебе звонил твой приятель. Ты его Коком назвал.
– Да.
– Что он тебе сказал?
– Едем в Африку, Джеб. Одевайся соответственно.
Глава 14
Новые вопросы и новые ответы
Габриель расценил действия Моники и Джеба как ошибочные. Сладкая парочка скрылась оригинальным способом, что косвенно подтверждало выводы ватиканского сыщика: Орсини напала на след Юсупова, может быть, в курсе его местонахождения, и русские на верном пути. С другой стороны, Моника держалась Джеба, опасаясь за свою жизнь и находя в нем защиту. Но так или иначе ее действия говорили вот о чем: она рассчитывала на победу, на полную и безоговорочную победу. А таковую можно одержать, имея набор самых сильных карт. Ватикан пойдет на уступки, узнав, что под ударом репутация его личной прелатуры, сдастся перед разоблачениями «деяний епископа Рейтера», символа мученичества, почитаемого сотнями тысяч прихожан… отступника. Беря все это в расчет и повторяясь: русские на верном пути, – Габриель отпустил их, а сам занялся другими делами, готовя, может быть, контрудар. Он не уповал более на силовые действия и оставил за собой право оперативной игры.
Дом епископа Рейтера манил Габриеля…
В этом зове слышалось столько силы, будто в подвале покоились не человеческие останки, а живые еще, замурованные шестьдесят лет назад люди.
«Кто они?» – спрашивал себя Габриель. Время одинаково относится к телам богатых и бедных. У каждого есть право на могилу. Кто-то претендует на «роскошь костра», кто-то на гробницу, кто-то на общую яму. Время одинаково относится к грязному телу и вымытому, натертому благовониями, к телу в рубище или белоснежной ткани.