Война полов, или В поисках любви
Шрифт:
Губит людей вода…»
(из старой поп-песни)
Даже самые умные люди – глупцы, потому что вообще все люди – дураки набитые. И каждый думает, что он умней остальных. И каждый думает, что он тот единственный пуп земли, которого должен любить и непрестанно опекать сам Господь Бог. А как же иначе? А кого же еще? Не соседа же. Его-то за что? Глупо все это.
Едва я успела открыть крышку унитаза, как из меня выстрелил целый фонтан непереваренных продуктов. Я стояла перед толчком на четвереньках, как перед божеством, и без конца рычала раненым зверем. Из меня уже больше ничего не выходило, а позывы были так сильны,
Наконец, утирая слезы и сморкаясь, я села на пол возле ванны.
Мой мир исчезал.
Одинаково глупы и мужчины, и женщины. Знаменитая русская феминистка Маша Арбатова, по большому счету, глупее даже самого последнего мужчины-подкаблучника. Тот хоть и потерял свое мужское достоинство, так не пытается отнять его у своей половины. Все феминистки достойны лишь тряпок-подкаблучников. Из любого мужчины они могут сделать только тряпку, о которую сами же вытирают ноги и жалуются, что он не мужчина, не рыцарь на белом коне. Глупо. Я бы всех феминисток посадила в колонии строгого режима: пусть живут себе в своем раю без мужчин. Тогда живо увидят, что их рай – это настоящий ад.
Только самая глупая дура из дур будет утверждать, что женщина в чем-то выше мужчины при том, когда каждая девочка, едва осознав себя женской особью, мечтает о мужчине. В своих самых сокровенных мечтах мы не мыслим свою жизнь без мужчин. И чем мы взрослей, тем сильней наше естество требует мужского внимания. Если у нас нет любимого мужчины, мы доходим до того, что готовы отдаться первому встречному. Старые девы задирают нос и говорят о феминизме, а дома ублажают свою плоть искусственными фаллосами. И фаллосы эти такие, что любого мужчину вгонят в краску. Они поливают грязью мужчин, будучи сами в грязи по макушку, и грязью они считают природное естество, мечтая при этом отдаться самому большому самцу гориллы. Глупость и ложь – имя вам женщины. Не будем лицемерить, сестры.
Мужчины! Вот мерило женского счастья. Как бы мы ни ругали мужчин, как бы мы ни втаптывали их в грязь, как бы ни залезали им на шеи и в карманы, как бы мы их ни ненавидели, они – наше счастье. Мы живем с мечтой о мужчине, мы ложимся спать с мечтой о мужчине, мы просыпаемся с мечтой о мужчине, мы рады, когда видим мужчину во сне, мы счастливы, когда встречаем его в жизни. Когда рядом с нами мужчина, весь мир становится другим. Он становится лучше. Мы становимся лучше. Мы становимся нужными в этом мире. Мы познаем любовь.
Так давайте же, сестры, не будем лгать самим себе, что мы лучше мужчин, что мужчины – это грязные животные, воняющие потом, водочным перегаром, табаком и носками. Давайте обожествлять мужчин, и они станут для нас богами. Давайте делать настоящих мужчин из подкаблучников, а не наоборот, и мы увидим мужчин своей мечты, мы увидим своих любимых, а не жалкое их подобие.
Я задрала нос и тут же получила по носу. Я посчитала себя умней и тут же оказалась дурой. Я осталась одна. Хотела ли я этого? Нет. Значит, я добилась того, чего не хотела. Мой мужчина ушел, и мой мир ушел вместе с ним. Теперь для меня все будет иным. Мне придется привыкать быть одной. Только бы не опуститься до феминизма.
Глава двенадцатая,
в которой я жду звонка
«Позвони мне, позвони,
Позвони мне, умоляю …»
(из старой поп-песни)
Есть
Так прошло несколько дней. Я назвала их днями телефонного безумия.
Однажды, когда я находилась в ванной, и взяла с собой на всякий случай мобильник. Зазвонил домашний телефон. Я выскочила вся сырая и ринулась к аппарату. В коридоре поскользнулась и упала, и чуть не убилась, ударившись об угол. Из глаз аж искры полетели. Боль невыносимая. Но я почти не чувствовала её, пока стремилась к телефону в надежде, что звонит Ви.
Звонила мать. Как только я услышала её голос, боль от ушиба дала о себе знать во всю мощь. Из глаз у меня потекли слезы.
– Мама, я жду звонка!.. – растирая ушибленное место. – У меня все нормально… Да. Да. Хорошо… Я жду звонка. Ви должен позвонить. Не знаю! Мама! Прошу тебя. Я перезвоню. Пока.
Я стояла голая и сырая посередине комнаты, подо мной была целая лужа воды. Я держалась за ушибленное место и ревела от боли и досады.
В ванной зазвонил мобильный. Я, как полоумная, ринулась в ванну, и поскользнулась в своей же луже, и снова растянулась, больно ударив правый локоть.
Звонил папа. Он, видите ли, не мог дозвониться по городскому, и позвонил на мобильный. Как у меня дела? Милые родители! Из-за вас я чуть не убилась.
– Все отлично, но я жду звонка, – сказала, стараясь не выдавать плача, потирая ушибленный локоть. – Я только что разговаривала с мамой по городскому… Да. Да. Хорошо. Мне должны позвонить, папа… Я перезвоню вам. Ладно, ладно. Буду. Пока.
Зазвонил городской. Я ринулась в комнату, не выпуская из рук мобильного и стараясь, насколько это возможно, не поскользнуться в третий раз. Опять мама!
– Да, звонил, только что, по мобильному… Нет… Мама, я жду звонка! Нет, еще не позвонили. Хорошо. Ладно. Целу!..
Не успела я положить трубку, как зазвонил мобильный. От неожиданности я выронила его прямо на пол. Я испугалась не столько за телефон, сколько за то, что может прерваться связь. К счастью, мобильник упал на мягкий коврик возле дивана. Дрожащей рукой я схватила «трубу».
– Алло! – это была Ирка. Я чуть не закричала, я была вне себя от ярости, но кое-как сдержалась. – Ира, я жду звонка от Вия!.. Нет… Нет… Потом. Я сама позвоню. Пока… Хорошо. Давай!
Всем вдруг понадобилось позвонить именно сейчас! Это просто наваждение какое-то, подумала я. Но больше никто не звонил. За весь день больше не было ни одного звонка! Всего каких-то пять сумасшедших минут не нужных телефонных разговоров, два ушиба, и все! Никто не звонил и вечером. Ночью я не выдержала и, совсем потеряв гордость, позвонила сама. Домашний телефон молчал. Я позвонила на сотовый. В телефоне прозвучал безучастный голос, безжалостно оповестивший меня о том, что «абонент отключен или находится вне зоны досягаемости».