Война с Ганнибалом
Шрифт:
Претор Публий Корнелий от имени сената распорядился, чтобы консулы, пока осадные работы еще не завершены, разрешили всякому, кто пожелает, беспрепятственно подкинуть Капую, забрав с собою имущество. Крайним сроком назначалась середина марта следующего года. Кто останется в городе после этого дня, пусть не ждет пощады ни себе, ни своему добру. Сообщение консулов кампанцы встретили насмешками, бранью и угрозами.
Из Лукании Ганнибал увел войско к Таренту. Снова пытался он взять крепость, и снова безуспешно. Тогда Он подступил к Брундизию, и здесь его разыскали послы из Капуи, сообщили, в каком отчаянном положении находится их город, и заклинали поскорее помочь. Ганнибал высокомерно ответил, что один раз уже избавил их от осады, избавит и в другой раз. С тем он и отпустил послов, которые насилу вернулись, домой, чудом пробравшись сквозь римские укрепления.
Падение
В первую пору осады Капуи пришла к концу затянувшаяся осада Сиракуз.
Ранней весной Марцелл после некоторых колебаний, двинуться ли ему к Агригенту против Гимилькона и Гиппократа или остаться на месте, решил все-таки завершить начатое. Но взять город силою было немыслимо – и с суши, и с моря он оказался неприступен, – удушить его голодом тоже не удавалось, потому что из Карфагена беспрерывно и почти беспрепятственно везли хлеб морем, и римский полководец обратился за поддержкою к сиракузским изгнанникам. Он просил их завязать переговоры с единомышленниками – врагами Карфагена и друзьями Рима – в самих Сиракузах и от его имени обещать сиракузянам свободу и независимость, если Сиракузы будут сданы. Люди в городе, однако же, сделались до крайности подозрительны и зорко следили друг за другом, так что случая вступить в переговоры не было очень долго. После нескольких неудачных попыток изгнанники заслали в осажденные Сиракузы раба, который выдал себя за перебежчика. Он встретился с друзьями изгнанников и передал им предложение Марцелла. Сиракузяне выскользнули из гавани в рыбачьей лодке, спрятавшись под сетями, обогнули Ахрадину и прибыли в римский лагерь. Эти поездки повторялись несколько раз, и в результате к заговору присоединилось человек восемьдесят. Все было готово, как йдруг некий Аттал явился с доносом к Эпикиду. Этот человек донес на приятелей и близких знакомых единственно из обиды – за то, что они не посвятили его в свои планы. Заговорщики погибли в страшных муках.
Итак, одна надежда рухнула, но тут же появилась новая. Сиракузяне отправили к македонскому царю посла – спартанца Дамиппа, и корабль попал в руки римлян. Эпикид прилагал все усилия к тому, чтобы выкупить пленника, не возражал против этого и Марцелл, потому что Рим искал дружбы с этолийцами [58] , а этолийцы находились в союзе со Спартой. Для совещания об условиях выкупа избрали удобное для обеих сторон место – между римским лагерем и северною стеною города. Разглядывая стену вблизи, один из римлян сосчитал число рядов каменной кладки, прикинул в уме высоту каждого каждая и понял, что стена гораздо ниже, чем казалось ему и его товарищам, и что на нее можно взобраться по сравнительно коротким лестницам. С этими соображениями он пришел к Марцеллу; командующий выслушал его с интересом, но заметил, что по той же самой причине низкую часть стены охраняют особенно бдительно и что надо выждать удачного стечения обстоятельств.
58
Этолия – область в северо-западной части Греции. Римляне были заинтересованы в дружбе с этолийцами, видя в них союзников для борьбы с Филиппом Македонским.
Подошло празднество в честь богини Артемиды, которое сиракузяне справляли целых три дня, и перебежчик сообщил Марцеллу, что на праздничных пирушках будут пить больше обычного: съестных припасов, как всегда в осаде, не хватало, а вина было вдоволь, и Эпикид велел раздавать его даром.
Марцелл тут же созвал на совет военных трибунов. Отбираются лучшие воины, способные исполнить важное и рискованное дело, тайно сколачивают и связывают лестницы, и все войско получает распоряжение пораньше поужинать и лечь спать, потому что ночью будет штурм.
Когда стемнело и сиракузяне, пировавшие с середины дня, должны были уже захмелеть, Марцелл приказывает одному манипулу нести лестницы. Около тысячи воинов, цепочкой, в полной тишине, крадутся к назначенному месту. Без шума и суматохи первые поднялись на стену; за ними, ободренные их примером, один за другим последовали остальные. Тысяча воинов заняла часть стены и двинулась к Гексапилу, нигде не встречая ни души – караульные пьянствовали в башнях и либо уже спали, либо всё еще пили, с трудом разлепляя отяжелевшие веки. Нескольких спящих нашли в постелях и тут же убили. От Гексапила штурмовой манипул подал знак трубою, призывая прочих. Тут тишина была сразу нарушена и криками тех, кто карабкался на стену, и стуком топоров, которыми выламывали калитку подле Гексапила. Римляне ворвались в Эпиполы [59] , где стражи было очень много и обман был уже ни.
59
Эпиполы – северо-западный квартал Сиракуз (см. план на стр. 137).
Эпикид с отрядом наемников выступил с Острова в твердой уверенности, что лишь очень немногие враги перебрались через стену по небрежности стражи и что он легко выбьет их обратно. Встречных, которые от ужаса едва могли говорить, он успокаивал, повторяя, что они попусту сеют панику и что все далеко не так страшно, как им кажется. Но, увидев собственными глазами римских солдат в Эпиполах и повсюду вокруг, он лишь приказал своим метнуть копья и поспешно вернулся назад, в Ахрадину. Не врага боялся Эпикид, а измены у себя за спиной – как бы скрытые ненавистники пунийцев не воспользовались всеобщим смятением и не закрыли ворота Ахрадины и Острова.
Марцелл, взойдя на стену и увидев с высоты город – один из самых прекрасных в мире в те времена, – заплакал. Плакал он не только от радости, но и скорбя о древней славе Сиракуз. Он вспоминал войны, которые счастливо вел этот город с могучими заморскими державами, вспоминал многочисленных правителей и царей, и прежде всех Гиерона, верного друга римского народа. И вся эта слава, все богатство и великолепие за какой-нибудь час могли утонуть в пламени и обратиться в прах и пепел.
С этими мыслями он призывает сиракузских изгнанников и велит, чтобы они еще раз попытались склонить неприятеля к сдаче. Но ворота и стены Ахрадины обороняли главным образом римские перебежчики, у которых в случае мира или перемирия никакой надежды на спасение не было. Они не стали говорить с посланцами Марцелла и даже не разрешили им подойти к стене.
Тут Марцелл направился к Эвриалу. Это холм на самом краю Эпипол, он нависает над дорогою, которая ведет в глубь острова и очень удобна для подвоза продовольствия. На вершине холма стояла крепость, которою командовал назначенный Эпикидом грек Филодем. Марцелл послал к нему именитого сиракузянина, одного из убийц Гиеронима. На предложение сдаться Филодем отвечал пространными и туманными речами, и посланец вернулся ни с чем. Начальник крепости явно выгадывал время, чтобы дождаться Гиппократа с Гимильконом и впустить к себе карфагенян: тогда римское войско, зажатое в городских стенах, было бы наверняка истреблено. Убедившись, что Эвриал не взять ни силою, ни хитростью, Марцелл поставил лагерь между Неаполем и Тихой – каждый из этих кварталов сам по себе был словно целый город, – не желая располагаться в районах, населенных более густо: в таких районах солдаты уже несомненно разбрелись бы кто куда в поисках легкой добычи.
В лагерь пришли послы из Тихи и Неаполя и умоляли Марцелла, чтобы римляне не убивали жителей и не жгли дома. Марцелл устроил военный совет и с общего согласия издал приказ: насилий над свободными гражданами не чинить, имущество же их расхищать беспрепятственно. У лагерных ворот, обращенных в сторону улиц, он поставил караулы, опасаясь случайной атаки, пока солдаты будут заняты грабежом. Потом прозвучала труба, и солдаты рассеялись в разные стороны. Все гудело и трепетало от страха и смятения, все двери были выбиты и выломаны, но кровопролития не случилось. Грабеж закончился лишь тогда, когда все нажитое и накопленное за долгие годы благополучия и процветания было отнято и перенесено в римский лагерь.
Карфагеняне всё не появлялись, Филодем, отчаявшись, заручился обещанием Марцелла отпустить его к Эпикиду, вывел гарнизон и передал крепость римлянам.
Пока всеобщее внимание было приковано к Неаполю и Тихе, откуда летели ликующие крики римских воинов и горестные вопли граждан, начальник карфагенского флота Бомилькар с тридцатью пятью кораблями выскользнул из гавани и уплыл в Карфаген. Ему помогла ночная непогода, настолько сильная, что римские суда не могли остаться на рейде и, попрятавшись в соседних бухтах, прозевали неприятеля. Бомилькар сообщил сенату, в каком отчаянном положении защитники Сиракуз, и спустя немного дней возвратился уже с сотнею судов. Говорили, что Эпикид засыпал его дарами из царской сокровищницы.