Война с Ганнибалом
Шрифт:
Наведя мост через Лирис, Ганнибал двинулся дальше, опустошая соседние поля, и чем ближе к Риму, тем более жестокими делались опустошения, тем больше народу убивали и захватывали в плен головные разъезды нумидийцев. Лагерь карфагеняне разбили у реки Аниена, всего в четырех с половиною километрах от Рима. С двумя тысячами всадников Ганнибал подъехал чуть не вплотную к стене и поскакал вдоль нее, разглядывая укрепления и самый город. Пунийцы держались так свободно и беспечно, что Фульвий, трясясь от негодования, послал конницу побеспокоить незваных гостей. На Эсквилинском поле завязался бой, и консулы велели нумидийским перебежчикам – их было около тысячи
65
Авентин – еще один из семи римских холмов.
С Капитолия заметили, как нумидийцы спускаются по склону Авентинского холма, и вообразили, будто Авентин занят неприятелем. Это вызвало такой приступ отчаяния, что, не будь за стенами пунийского лагеря, толпа кинулась бы вон из города; теперь же люди запирались в домах, и метали на улицу камни и дротики, и ранили своих в уверенности, что это враги. Унять смятение и обнаружить ошибку никак не удавалось, потому что улицы были забиты крестьянами, которые вместе со своим скотом спасались в городе от резни и грабежа.
Конное сражение римляне выиграли. Но весь остаток дня и следующая ночь ушли на то, чтобы хоть как-то успокоить растревоженную столицу.
На другой день Ганнибал выстроил войско к бою. Фульвий и консулы не отклонили вызова. Но когда все было готово, вдруг разразился ливень с градом, и противники разошлись, мокрые до нитки, едва удерживая оружие в руках. Назавтра выстроились снова на том же месте – и снова такая же буря с ливнем и градом. Но как только враги расходились по своим лагерям, небо сразу же очищалось, наступала тишина и покой. Карфагеняне сочли это божественным знамением, и Ганнибал, как рассказывают, грустно заметил:
– В первый раз собственное неразумие помешало мне взять Рим, во второй – судьба.
И еще два обстоятельства расшатали и обрушили его надежду, одно – серьезное, другое – маловажное. Дела в Риме не останавливались, несмотря на близость врага, и Ганнибалу доложили, что в эти самые дни послано подкрепление в Испанию. А кроме того, ему доложили, что поле у Аниена, где карфагеняне разбили свой лагерь, было назначено к продаже, и нашелся покупатель, и дал настоящую цену. Ганнибал был взбешен. Он тут же позвал глашатая и велел объявить, что назначает к продаже лавки менял на римском Форуме.
Отступив от Рима, Ганнибал в Кампанию не вернулся, а через Самний, Апулию и Луканию проследовал в Бруттий, к проливу, отделяющему Италию от Сицилии, да так стремительно, что чуть не захватил город Рёгий на берегу пролива. А в Капуе между тем узнали о возвращении Квинта Фульвия из-под Рима и дивились, почему не видно Ганнибала. Но удивление скоро рассеялось: капуанцы узнали, что Ганнибал бросил их на произвол римлян и судьбы.
Падение Капуи. Пир у Вибия Виррия.
Римские командующие еще раз довели до сведения осажденных, что всякий кампанский гражданин, который в ближайшие дни явится из города в лагерь, будет свободен от вины и от наказания. Но никто не явился. Не честь и не стыд удерживали капуанцев, но страх: они не верили, что римляне способны их простить. Никто не решался позаботиться
Делами города заправляли теперь двое начальников карфагенского гарнизона, но легко понять, что их больше волновало собственное будущее, чем будущее союзников. Они составили Ганнибалу письмо в выражениях не только откровенных, но прямо-таки резких и горьких. «Вместе с Капуей, – писали они, – ты предаешь в руки врагов и нас, карфагенян: мы умрем под пыткой. Не для того перевалил ты через Альпы, чтобы воевать с Тарентом или Регием. Место пунийского войска – рядом с римскими легионами. Потому-то и сопутствовала нам удача при Каннах, при Тразименском озере, что мы сходились с врагом лагерь к лагерю. Ты должен быть здесь, подле Капуи, главный театр войны – здесь!»
Письмо передали нумидийцам, которые за большую плату вызвались его доставить. Нумидийцы явились к Фульвию и сказали, что терпеть голод в Капуе больше нет сил и что они переходят к римлянам. Объяснение показалось уважительным и правдоподобным, и при первой же возможности нумидийцы бежали бы из римского лагеря, если бы там же случайно не оказалась одна женщина из Капуи, хорошо знакомая с кем-то из мнимых перебежчиков. Она донесла Фульвию, что нумидийцы его обманывают, и что у них письмо к Ганнибалу, и что она готова повторить это на очной ставке со своим знакомцем. Того немедленно привели, и сперва он отпирался наотрез, говоря, что знать эту женщину не знает и видит ее впервые, но, когда принесли орудия пытки, перестал запираться. Письмо разыскали, «перебежчиков» выловили, высекли розгами, отрубили им руки и прогнали назад в Капую.
Эта свирепая расправа окончательно сломила дух капуанцев. Народ столпился у курии, требуя, чтобы верховный городской правитель созвал сенат. А если, сенаторы и на этот раз не пожелают показаться на людях и подумать о судьбе отечества, народ грозил силою вытащить их из домов! Под такою угрозою сенат собрался в полном составе. Все говорили, что надо отправить к римлянам послов, но, когда очередь дошла до, Вибия Виррия, который в свое время убеждал сенат и народ изменить Риму, он сказал:
– Очень уж короткая у вас память, господа сенаторы! Вы забыли, в какое время изменили мы Риму? Забыли, как замучили насмерть римских граждан, сколько раз делали, вылазки против римского лагеря и как призывали на псь мощь Ганнибала? Забыли, наконец, какою непримиримою ненавистью пылают к нам римляне? Так я вам напомню!
Враги-чужеземцы – в Италии, повсюду война, а римляне, ни на что не обращая внимания, посылают обоих консулов вместе осаждать Капую. Ганнибал нападает на их лагерь, едва не захватывает его – все равно они не отступаются от начатого. Ганнибал идет на самый Рим, он уже у самых стен, у ворот, он ясно дает понять, что отнимет у них столицу, если они не оставят в покое Капую, – они не оставляют нас в покое! Дикие звери, как бы ни были они разъярены, и те бросают все и несутся на помощь своим детенышам, если заслышат их жалобные крики в логове. Римлян не смогла оторвать от Капуи ни осада их города, ни стоны жен и детей, такие громкие, что, казалось, долетали и сюда, ни разорение и поругание их домов, алтарей, храмов, могил их предков. Вот как они жаждут нашей крови! И, пожалуй, по заслугам: будь мы на их месте, мы поступали бы в точности так же.