Война в небесах
Шрифт:
— Адриана, Адриана, Адриана…
Над потиром опять сгустился туман, и сэр Джайлс, поглощенный зрелищем, увидел, как глаза Грегори осветились светом узнавания; маг по-прежнему не двигался, и все-таки казалось, что он подался вперед и теперь уже по-английски, мягко и осторожно внушает кому-то перед собой: «Адриан, это я, мой образ говорит с твоим образом, я обращаюсь к тебе через твою тень. Рад тебя видеть, Адриан. Узнай меня, душа, и помни, что я — твой друг и повелитель. Узнай меня во плоти, узнай меня в мире тени, узнай меня в мире Господа нашего. Я еще не раз вызову
Туман исчез; маг опустился на колени, положил жезл на алтарь, взял потир и отпил глоток вина.
— Сие — во мне, и я — в нем, и Ты, Пастырь и Господь, в нас обоих, — произнес он по-латыни и замер.
Еще на полдюйма успели сгореть свечи, прежде чем Грегори, предельно усталый, поднялся и погасил их. Потом он разомкнул круг и поочередно, в обратном порядке, убрал в шкаф магические принадлежности, а перевернутый вверх дном Грааль поставил на пол. Сняв облачение, он надел ту же куртку, в которой был за ужином (сейчас это выглядело причудливо и нелепо), и повернулся к сэру Джайлсу.
— Ты как хочешь, — сказал он, — а я иду спать.
Глава 8
Фардль
— Где-то я читал, что Париж правит Францией, — говорил сам себе Кеннет Морнингтон, стоя на платформе маленькой железнодорожной станции милях в семи от Фардля. — Хорошо бы и Лондону править Англией, хотя бы в смысле погоды.
Они с архидиаконом несколько раз писали друг другу и договорились, что Морнингтон приедет в фардльский приход на первое воскресенье своего отпуска. С утра в Лондоне ярко светило солнце, и Морнингтон предвкушал приятную прогулку, но стоило поезду миновать предместья, как погода поскучнела, а выходя из вагона, он ощутил первые редкие капли. Покидая станцию и глядя вслед уходящему поезду, Морнингтон уже поеживался под противным моросящим дождем. Пришлось поднять воротник. Хорошо хоть про дорогу он разузнал подробно.
— И почему это я всегда выхожу не вовремя? — рассуждал он сам с собой. — С чего мне взбрело в голову тащиться пешком? Доехал бы спокойно до Фардля, ну посидел бы час на станции, зато сухой. Похоже, все еще с Адама началось — закусил некстати, его и высадили не на той станции. А что делать? Напишу-ка я «Дневник человека, который всегда появлялся не вовремя», — думал он, сворачивая на тропинку. — Со времен Цезаря, например, ну, кесарева сечения. Как это там?..
Пусть твой демон,
Которому служил ты, подтвердит:
До срока из утробы материнской
Был вырезан Макдуф, а не рожден.
Точно, назову это дело «Современный Макдуф». А как бы он умер? Тоже не вовремя, конечно. Умер бы, не дождавшись, пока уйдет предшественник, и ангелам на его духовном пути пришлось бы возиться с двумя
Так и вижу заголовки: «Волнения на Небесах. Туристы не могут вернуться. Поезда в Рай переполнены. Беспорядки на станциях. Архангел Михаил вводит новые правила движения».
Станции… стадии . Смахивает на теософию. Выходит, я — теософ? Боже упаси . Господи, ну не могу же я тащиться семь миль вот под этим безобразием!
В некотором отдалении сквозь пелену дождя Морнингтон разглядел какой-то навес у дороги и припустил к нему чуть ли не бегом. Последний прыжок спас его от лишних двух-трех капель, но закончился посреди большой, не очень глубокой лужи, притаившейся в тени.
— А, черт! — в сердцах завопил он. — И зачем только создали этот мерзкий мир?
— Чтобы у звезд была сточная труба, — ответил ему голос из полумрака. — Другой вариант: чтобы знать Господа и славить Его вовеки.
Кеннет всмотрелся и заметил у задней стены сарая человека, удобно устроившегося на груде отесанных камней.
Кажется, он был ровесником Морнингтону, высок, худощав и с какой-то белой отметиной на колене. При ближайшем рассмотрении это оказался блокнот.
— Верно, — сказал Кеннет. — Хотя подождите… Это же не варианты, оба ответа… соразмерны? соименны? Какое тут слово нужно?
— Совокупны, созвучны, соприродны, согласны, сообразны, солидарны, — немедленно предложил незнакомец. — Впрочем, последнее слабовато.
— Да, вопрос не из простых, — ответил Кеннет. — Я вижу, вас он тоже интересует? Записываете для памяти?
— Нет, подбираю комментарии. Вот ваше «соименно» у меня не значится. Разрешите воспользоваться? — Он черкнул что-то в блокноте.
Кеннет присел рядом, заглянул в блокнот и спросил:
— Вам не кажется, что надо бы ввести меня в курс дела, объяснить сопутствующие обстоятельства?
— А что, «сопутствующий» тоже годится, — оживился его собеседник. — Сопутствующий…
И вот, сопутствующий смысл проходит
Сквозь рукописи о прекрасной розе, -
Так… Роза — Персия — Хафиз — Исфаган… Нет, «роза» — это, пожалуй, слишком просто… А вот так:
И вот, сопутствующий смысл струится
Сквозь рукопись о мире, что нам мнится.
— Ну уж нет, — запротестовал Морнингтон. — «Мнится» — помилуйте! Лучше что-нибудь посовременнее.
Бессилие сопутствующих смыслов
Отяжеляет наши манускрипты!
Лучше современность, чем пошлость.
— Согласен, — сказал незнакомец, — но надо стремиться к своему предназначенью, каким бы пошлым и мелким оно ни казалось. «Могу ли я считать весь мир подвластным хотенью самой малой части мира?»
Он собирался продолжать, но Кеннет неожиданно возопил, барабаня пятками по земле:
— Вот оно! Вот!
«О ужас тьмы! О пламени Король!» Я уж и надеяться перестал, что хоть одна живая душа в мире помнит Джорджа Чэпмена!