Война в потемках
Шрифт:
«Заблокировать все замки и сбросить коды». Мигание индикаторов подтвердило выполнение приказа.
«Остановить реакторы». Глубоко в недрах Цитадели гафниевые стержни скользнули вниз в своих трубах, гася сияние атомного распада. Турбины стали замедлять вращение, их гул слабел и вместе с ним слабели и гасли все лампы на всех ярусах Цитадели. Когда свет померк, турбины еще немного поурчали и затихли. В темноте остались тлеть лишь пыльные линзы атомных ламп. Всюду воцарилась мертвая тишина, лишь в реакторном зале тихо шипела вода, продолжавшая, уже лишь под действием температурного градиента, охлаждать реакторы. В бункере погас верхний свет, приборы и экраны. Светились лишь тусклые аккумуляторные лампы. Хьютай поразилась повисшей
Она повернулась к последнему светившемуся пульту — взрывного устройства — и в этот миг тяжелые руки Найте легли ей на талию. Первым побуждением Хьютай было, рывком развернувшись, локтем раздробить ему нос. Но вторым… после смерти Наэри из Лая словно ушла вся жизнь. Он просто выцветал, угасал. На Хаосе его не ждал никто.
— Хьютай… ты любишь Анмая… я знаю… но все же… не могу не любить тебя, — прошептал он. — Это наш единственный шанс… побыть вместе. Я всю жизнь мечтал о тебе.
Она знала это, и потому извернулась в кольце его рук, когда Найте расстегнул ее шорты, немедля свалившиеся с бедер. Их губы ловили друг друга, пока быстрые ладони расправлялись с одеждой. Это было безумие… но Хьютай сомневалась, что сможет сохранить разум, не дав выхода всем накопившимся в ее душе чувствам. Они должны были сгореть дотла в этой яростной вспышке.
Нагие, они опустились на пушистый пол в центре зала. Хьютай застонала, когда Найте всей тяжестью навалился на нее, вжимая в ковер ее раскинутые руки, и застонала еще громче, когда он овладел ей. Лай был неистов и яростен, она вскрикивала, задыхалась, выгибалась под ним, крепко обвив его руками и ногами. Все это заняло меньше минуты, потом Найте тоже вскрикнул и выгнулся, в тугих конвульсиях осеменяя ее. Часто дыша, они замерли. Через какое-то время Хьютай захотела подняться, но Найте вновь обнял ее, распластал на полу. Она пыталась высвободиться, но он был гораздо сильнее ее. Ей оставалось только лупить его пятками по заду, царпаться и кусаться… одновременно судорожно хватая ртом воздух в агонии наслаждения. А потом весь мир растворился в чистом белом пламени.
Хьютай опомнилась первой. Она упруго вскочила, натягивая трусики. Сердце у нее бешно стучало. Сколько…
— Мы можем опоздать, Найте. То, что мы сделали, было необходимо, но сейчас нам пора. Поднимайся!
Одевшись, она бросилась к пульту взрывателя — стальному ящику с панелью, соединенному с главным пультом кабелем. Хьютай медленно и осторожно ввела все шифры, установила время, помедлила, затем мягко тронула клавишу пуска. На панели вспыхнул красный свет, на маленьком экранчике замелькали цифры.
— А теперь пошли! Я оставила всего десять минут!
Найте задержался в дверях, с тоской оглядывая бункер, к которому успел привыкнуть за три последних года.
— Надеюсь, он уцелеет, и мы когда-нибудь вернемся сюда…
Они забыли фонарики и им пришлось пробираться в темноте наощупь. Когда они вышли в туннель, Найте вздрогнул от повисшей здесь тишины — в ней было зловещее ожидание. Сейчас эвакуация Цитадели казалась ему ошибкой. Он подумал, что проще всего было взорвать бомбу, укрывшись на самых нижних ярусах крепости. Уцелевшие мятежники, несомненно, погибнут, а они… они как-нибудь выберутся. И даже если им придеться провести в подземелье годы — это все равно лучше отчаянной вылазки на поверхность, где их никто не ждет — кроме врагов, тьмы, радиации и холода. Вот только никакой уверенности в том, что воздухообменные машины, помнившие еще времена Межрасового Альянса, смогут работать в течение трех или пяти лет, у него не было.
Они быстро пошли к центральному стволу. На ходу Хьютай нажимала кнопки радиопульта, лежавшего на ее ладони, и их сопровождал лязг закрывающихся
Когда за ними с громом сомкнулись последние ворота, Найте поднял голову. В гигантской шахте было почти совсем темно. Лишь тусклые венцы атомных ламп восходили наверх концентрически уменьшавшимися кругами.
Он взобрался на платформу лифта, протянул руку Хьютай. Та щелкнула тумблером яруса и резко рванула рычаг. Лифт с лязгом пополз вверх, но не так быстро, как раньше, — теперь его питали аккумуляторы. Тем не менее, он поднялся на половину высоты шахты всего за минуту.
Когда платформа остановилась на первом глубинном ярусе, Хьютай снова взялась за радиопульт. Над их головами из широких проемов с рокотом поползли плоские коробки облицованных броней железобетонных щитов — каждый в три метра толщины. Размыкая рельсы лифтов, они перекрыли шахту, останавливаясь с глухими ударами, от которых дрожал пол. Тем не менее, Лай успел взглянуть вверх. У самой крыши шахты, на наглухо закрепленной платформе покоилась бомба, освещенная тусклым красным светом аккумуляторных фонарей.
— Щиты ослабят ударную волну, — Хьютай возилась с управлением ворот, ведущих в горизонтальный туннель, — так что основные сооружения лучше сохранятся.
Когда ворота закрылись за ними, Найте вздохнул с облегчением. Туннель, по которому они шли, был тремя ярусами выше ведущего к платформе, а затем — к второму форту.
Но им незачем идти тридцать миль — всего через сотню метров поворот к шахтам для межконтинентальных ракет, где стоит их корабль. И всего через десять минут они будут на Хаосе, в безопасности — и навсегда.
— В Цитадели никого нет! — вестовой с криком вбежал под своды казармы бывшего первого форта ее внутреннего обвода.
— Как нет? — Нэркис Уэрка рывком поднялся на ноги.
— Арн ходил на разведку, добрался до плацдарма, до самого рва — и ничего. Его даже не обстреляли, как обычно. Он стрелял — никто не отвечает, никого не видать. Так как? Может, они все там вымерли?
— Может быть… сигнальте атаку, на месте разберемся!
Уэрка уже привычным движением застегнул защитный комбинезон и выбежал из ворот казармы. За ним следовал неразлучный Сурми Ами. Они миновали взорванные ворота в стене рва и по полуразрушенному туннелю пробрались наверх. За ними поднимались затянутые в пластик бойцы. Отряд, не скрываясь, двинулся по главной дороге к Цитадели — ее черный массив высился в миле от них, вырываемый из мрака трепещущими вспышками ракет. По обе стороны широкой, изрытой воронками дороги простиралось такое же изрытое каменистое поле. Его покрывали следы долгой и жестокой битвы — разбитые бронетранспорты, сожженные танки, обломки и неотличимые от камней замерзшие трупы. Уэрка поежился в своем комбинезоне — холод был невыносимый. Тьму наверху не разрывал даже малейший лучик света.
Со всех сторон, из фортов, из темных провалов пробитых крепостных галерей выходили безмолвные в герметичных шлемах люди и следовали за ними. Уэрка мрачно думал, что вместе с ним в наступление пошла и вся его армия — примерно двадцать тысяч человек, все, кто остался в живых. Он знал, что оставлять внешний обвод небезопасно, — им в тыл могли ударить те, кто не подчинялся никаким приказам. Таких в темных подземельях Товии были сотни тысяч — никто не знал точного количества отчаявшихся беглецов со всей страны, которые думали лишь о своем выживании. Они собирались в стаи и как крысы грызли тыл его армии. Они вели безжалостную войну и друг с другом в своих логовах. Они рыскали повсюду в поисках пищи — нередко ею становились замерзшие трупы или живые, которые не могли защитить себя. Эти стаи, в которых было много и коренных жителей Товии, объединялись лишь для одного — чтобы дать отпор «друзьям Эвергета», как их называли, странным объединениям гекс, «бывших», оставшихся без контроля, и людей, у которых голос тьмы заглушил все остальное.