Война ведьмы
Шрифт:
Тирус, должно быть, прочитал его мысли.
— Твое сердце все еще желает вернуть себе свою родину, снова зажечь огни кланов на дозорных башнях Цитадели?
Крал заставил себя выговорить:
— Не провоцируй меня, человечек. О чем ты тут разглагольствуешь?
Тирус прикрыл глаза и проговорил, вспоминая:
— С близнецами придет человек-гора, человек гор, имеющий множество лиц, меняющий облик, как меняют его снежные наносы во время зимней бури. Ты узнаешь его по суровым глазам и по бороде — такой же черной, как его сердце. Но не позволь никому одурачить себя. В нем
Крал не смел надеяться, что в словах пирата может быть хоть слово правды. Эта мечта была слишком жестокой. Изгнанный ордами карликов, его народ стал бродягой — не потому, что им нравилась бродячая жизнь, а просто потому, что они отказывались перестать верить, что когда-нибудь их земли вернутся к ним. Сможет ли Крал сделать эту мечту реальностью? Сможет ли он завершить многовековое путешествие своего народа и привести его домой?
Мишель объяснила, почему он не сможет этого сделать.
— Он должен остаться с Еленой.
Упоминание имени ведьмы заставило Крала отвлечься от раздумий о тронах и коронах. Воле своего хозяина он противиться не мог.
— Если горец найдет Елену, он убьет ее, — просто сказал Тирус.
Никто не двинулся. Все присутствующие уставились на Крала. По их встревоженным лицам было видно: они ожидают, что вслед за этими оскорбительными словами прольется кровь. Они не знали, насколько прав Тирус — даже сам пират этого не знал.
Тирус продолжал — и стало ясно, где кончается его пророческое знание:
— Я не хочу сказать, что Крал предаст вашу юную подругу и убьет ее своим большим топором, но если он не пойдет с нами, она наверняка погибнет. В словах моего отца было ясно сказано: «Пойти должны трое, или ведьма умрет». Тирус убрал меч в ножны и скрестил руки на груди.
Мишель обернулась к Кралу.
— Северная Стена полна стихийной магии — это чистый источник силы, бьющей прямо из сердца нашей земли. Когда я все еще владела способностями ищейки, сила этого источника притягивала меня, как магнит. Ее зов увлек меня на север, где я и обучилась искусству владения мечом у стражей Замка Мрил. Там я узнала и о том, что Король Ри во время контакта с камнем Стены обладает даром провидения. Предсказания старика, хотя и были редки, всегда оказывались истинными. — Мишель оглянулась на Тируса. — Но толкования иногда бывали ложными. Так что будь осторожен, принимая решение на основе этих слов, горец.
Крал углубился в себя, в его сердце сражались две потребности. Часть его духа, выкованная в темном огне, требовала продолжать преследовать ведьму — таково было клеймо Темного Лорда, выжженное в его крови. Но, как и в любом иллгарде, в нем сохранилась часть его истинного «я», искра стихийного огня, питавшая заклятье Черного Сердца. И этот кусочек его духа не мог не откликнуться на зов своей родины. Он стал расти в сердце Крала, и с ним росла надежда для всех кланов.
В любом другом человеке этот бой был бы проигран, потому что клеймо Черного Сердца было выжжено адским огнем, и никто не мог бы его стереть. Но Крал не был обыкновенным человеком. В его крови текла та же магия, что течет в гранитных
Ледяной Трон принадлежит его семье, и он предъявит права на свое наследие! Берегись любой, кто встанет у него на пути!
Обернувшись к Тирусу, Крал провел рукой по своей всклокоченной бороде и взглянул на пирата.
— Я пойду с тобой, — хрипло прорычал он.
Тирус улыбнулся и кивнул, словно он другого решения и не ожидал.
Крал нахмурился. Принуждение Черного Сердца все еще изводило его, подтачивало его решимость. Но он заглушил его горячие требования умиротворяющей мыслью: после того, как он вернет себе трон, он выследит Елену в качестве награды и разорвет ее юное сердце. Он не отказывается от долга перед Черным Сердцем — он просто откладывает его выполнение.
Крал спрятал в своей черной бороде суровую усмешку.
Ни в чем нельзя отказать Легиону — ни в троне, ни даже в сладкой крови ведьмы.
«Бледный Жеребец» был готов к отплытию, и они разделились на две группы — остававшиеся на причале желали своим друзьям удачного морского путешествия, а погрузившиеся на корабль смотрели, как их друзья готовятся к путешествию через пол-Аласии. Настроение у всех было плохое. Лица — в лучшем случае мрачны, а в худшем — удручены.
Мишель смотрела в глаза самому растерянному и одинокому. Перед ней у трапа стоял Толчук с болью на лице. Большинство считало огров стойкими и неэмоциональными. Но Мишель видела признаки, говорившие о другом. Клыки Толчука были полностью закрыты опущенной губой; глаза потеряли свое мягкое сияние; даже плечи опустились, словно склоны разрушенной горы после страшного землетрясения.
— Ты мог бы поехать со мной, — мягко сказала Мишель с затаенной мольбой в голосе.
Толчук вздохнул — словно камни скатились с горы.
— Ты знать, что я не могу, — сказал он наконец. — Сердце моего народа не позволит мне идти по иному пути.
Она прикоснулась к его щеке.
— Я знаю. Но я бы хотела, чтобы ты знал еще кое-что: ради того, чтобы быть с тобой, я готова даже лишить Елену твоей защиты. Теперь, когда ты снова пришел в мою жизнь, я бы отдала всю эту землю тьме, лишь бы ты был со мной рядом.
От этих слов на его губах наконец появилась печальная улыбка.
— Мама, ты так хорошо лжешь, — тепло сказал он, — и я еще больше люблю тебя за это.
Мишель шагнула вперед, положила ладони на его щеки, притянула его к себе и поцеловала.
— Не будь так уверен в своих суждениях, сынок.
В их разговор вмешался чужой голос. Это Мерик звал их с палубы:
— Капитан говорит, что начинается прилив, и пора отплывать. Ждать больше нельзя.
Мишель знаком показала эльфу, что слышит и согласна. Мерик, выполнивший свой долг, заковылял прочь, опираясь на палку, с ним рядом шла Мама Фрида со своим ручным тамринком. Маленькая команда корабля принялась за дело, разматывая канаты и готовясь поднять паруса.