Война Вихря

Чалкер Джек Лоуренс

– Я постараюсь. Но все-таки, сколько мне торчать там? Я же ничего не знаю ни о вине, ни о винограде.

Крим ухмыльнулся:

– Тебе и не надо много знать. Здесь женщины приходят и уходят все время, так что, надеюсь, твое появление никого не удивит. Для большинства женщин это просто предлог выбраться из дому, многие не столько работают, сколько шатаются по деревням, покупая что-нибудь или просто глазея по сторонам. Я погляжу, что делается на восточных границах, а потом вернусь как навигатор, который направляется в колонии и заинтересован в том, чтобы подобрать компанию из тех, кто хочет отправиться домой. Если я появлюсь под другим именем или слегка изменю внешность,

не пугайся: у меня около четырнадцати разных карточек гильдии.

– Если мы наберем группу девушек, чтобы ехать вместе и не бросим их, они узнают о Кире, а если бросим, они могут выдать нас.

– Не беспокойся о Кире, – успокоил ее Крим. – Жители колоний не такие ограниченные, как жители средин. У меня уже был маленький опыт. Просто обзаведись подругами. Не женами, понятно?

Сэм кивнула:

– Сделаю, что смогу.

Присоединиться к сборщицам винограда оказалось нетрудно. Охранники совершенно не интересовались, все ли женщины в группе были в ней с самого начала или нет.

Родовая усадьба была где-то далеко за деревьями. Женщин устроили под навесами, крытыми соломой. Спали они на соломенных циновках. Еду готовили на специальных площадках, где были сложены печи из нетесаного камня и выкопаны ямы для разведения огня. Еда была очень хорошая – в конце концов они были из одного клана, – а пили все, разумеется, местное вино.

Крим был прав. Никто здесь особенно не надрывался на работе, казалось, многие получали удовольствие от такой жизни. Больше всего здесь было молоденьких девушек – лет четырнадцати – девятнадцати; но и самым старшим вряд ли было больше тридцати. Они приехали из всех колониальных миров, управляемых Кованти.

Замужних женщин, видимо, редко посылали на такую работу – Сэм не встретила ни одной, – но незамужних беременных девушек было немало. Многие из них сами казались детьми не старше четырнадцати-пятнадцати лет. Крестьянам не по карману были магические чары или алхимические снадобья, а аборты были в буквальном смысле слова смертным грехом: виновного подвергали публичному расчленению. Многие юные крестьянские девушки из колоний убегали в города средины, где для них не было другого пути, кроме как продавать себя хозяевам увеселительных заведений.

Сюда беременных девочек посылали, главным образом, чтобы убрать на время с глаз долой, пока семья там, дома, не сообразит, что делать дальше. По закону они не имели права рожать детей в средине: тогда ребенок стал бы гражданином средины, а не колоний, и правительство несло бы ответственность за его содержание и воспитание. Но некоторые надеялись как раз пробраться в город, чтобы родить там. А затем детей бы у них забрали и отдали церкви, а их самих продали бы сутенерам или боссам увеселительных районов. Еще они могли до конца жизни оставаться дворниками, уборщицами i \и чем-нибудь подобным при церквях. Впрочем, девушки, которые бежали из колоний в город, или вообще не знали, что их ждет, или не верили в это. Как встречали тех, кто все-таки возвращался домой, Сэм не знала и решила разузнать при случае, хотя была уверена, что ни о чем хорошем речи быть не может.

Но казалось, что, пока девушки могли оставаться здесь, они мало думали о том, что ожидает их в будущем.

Сэм прихватила свои вещи – пару легких коричневых трусиков, тарелку, чашку, расческу, щетку – и отправилась устраиваться на отведенном ей месте. Ничего, по крайней мене на ветерке.

– Эй! Добро пожаловать в Больные Ямы, – услышала она приятный девичий голосок. Девушка говорила с очень провинциальным, но понятным акцентом. Она была хорошенькая, лет шестнадцати-семнадцати и, наверное,

пяти футов и пяти или шести дюймов роста. Волосы у нее была завязаны в хвост и переброшены через левое плечо. Она была совсем худенькая, и от этого огромный живот казался еще больше. На девушке были только желтые трусики, похожие на бикини. Самой Сэм очень хотелось получить саронг, но не тут-то было: ей выдали трусики – классовые различия в одежде существовали даже на этом, низшем уровне.

– Меня зовут Квису, – добавила девушка.

Сэм с трудом оторвала взгляд от ее раздувшегося живота. Девушка была похожа на обычного подростка, который ухитрился проглотить целый арбуз, и он так и остался лежать в животе.

"Такая и я буду через месяц-другой?" – подумала Сэм. Вслух она сказала:

– Я сама из Махтри. Э… на каком ты месяце?

– Да меньше чем через месяц разрожусь. Попрут они меня отсюда на этой неделе.

– И что тогда? Квису пожала плечами:

– Кабы я знала! Я было думала пробраться в город, да я ж ничего и никого не знаю. Я раньше и народу-то столько зараз не видала. Я и не знаю, где этот самый город.

– Лучше тебе и не знать. Я бывала в городах. Тебе там сначала дадут родить, потом напичкают какой-нибудь дрянью так, что обо всем забудешь, и станешь ты просто уличной шлюхой.

– А, мы все слыхали о всяком таком дерьме. Может, все так, а может, и нет, а только для многих все лучше того, что ждет их дома.

– Неужели возвращаться так ужасно?

– Ох! – Квису попыталась сесть поудобнее. – Паршивое время. Ни сядь, ни встань, да еще до ветру бегай каждые десять минут. Э… не знаю, как уж там у вас в… откуда, ты сказала, ты приехала?

– Махтри.

– Да, Махтри. Но возьми Долимаку, откуда родом я. Туземцы похожи на больших ящериц, даже шипят, когда разговаривают. Акхарцев мало, а те, что есть, злые презлые. Если я вернусь, они дадут мне родить, а потом вздернут и исполосуют плетьми, да еще разукрасят всю морду так, что на меня ни один парень больше не позарится. Их послушать, так парни вроде и ни при чем! Черт, Кобан небось получил взбучку, только и всего. Его папаша – главный надзиратель. Большая шишка! А этот Кобан такой парень, такой парень – обалдеть! Глазищи огромные, черные. Я уверена, с ним бы любая не прочь, да только я одна была такая дура, что поверила, будто он на мне женится.

Сэм пришла в ужас.

– Они, правда, тебя изуродовали бы? Квису кивнула.

– Но малыш был бы членом семьи, у него было бы будущее. И я бы его видела, нянчила, смотрела, как он растет, понимаешь? Даже если бы мне не разрешили говорить с ним, я была бы его мамой. А там, откуда ты, по-другому?

– Ну, мне-то точно не обрадуются. Я ездила в город навестить родственников, а когда возвращалась, на караван, в котором я ехала, напали бандиты. Меня изнасиловали.

– Да ну? Подумать только! Тут есть одна, Пати, – славная малышка – ее тоже изнасиловали, один тип из компании надсмотрщиков. Он заявил, что она сама к нему приставала, а теперь обвиняет, потому что забеременела. Ну, ясно, кому из них поверили. Она из Гашома. Там тебе выбривают голову, втирают в нее какую-то гадость, чтобы волосы уже никогда не выросли, выжигают клеймо на лбу, а потом ты становишься собственностью компании, а заодно и того парня. Но ребенка отдают отцу, значит, хоть малыш будет расти с господами. А подруга Пати, Мида, она тоже из Гашома, только из маленького городка, забеременела так же, как я. Так вот ее ребенка отправят в какой-нибудь сиротский приют, а сама она станет городской шлюхой. Так что, видишь, не лучше, чем в больших городах, только без всякого зелья.