Война за "Асгард"
Шрифт:
Но зачем-то ведь старик мне это сказал, неуверенно возразил Сантьяго номер один. Не издевался же он надо мной, в самом деле? Он отчетливо помнил, как седые усы консула щекотали его щеку, а слова словно скатывались в ухо, как круглые холодные шарики. Не теряйте надежды, кабальеро… Не теряйте надежды…
— Черт тебя подери, старый пень, что ты имел в виду? — не сдержавшись, завопил Мондрагон.
И замер, пораженный неожиданно проскользнувшей где-то по краю сознания мыслью.
Слово кабальеро, сказал он Ивану Кондратьеву в день их первой встречи. Я никогда не отдам тебя
Кабальеро. Испанский дворянин. Всадник. По-французски — шевалье.
“Вы проходите в наших разработках под оперативным псевдонимом “Шевалье”, — любезно улыбаясь, сообщил Гарольд Статхэм-Пэлтроу. — Поэтому, когда вам понадобится выйти на связь, просто надавите камень на перстне и скажите: здесь Шевалье Я не исключаю того, что враг может прослушивать наши разговоры, поэтому лучше воспользоваться псевдонимом”.
Бесполезно, подумал Модрагон. Это одна и та же контора. Обращаться за помощью к одному абэтэшнику, когда тебя только что арестовал другой абэтэшник, и глупо, и бессмысленно. Я выставлю себя на посмешище…
Но это единственный твой шанс, сказал тот, другой Сантьяго. Если у тебя ничего не выйдет, ты хотя бы будешь знать, что боролся до последнего. В конце концов, ты должен думать не только о себе, но и об Иване. Об Иване, который наконец-то назвал тебя отцом.
Мондрагон представил себе, как лощеный джентльмен из АБТ вонзает в вену Ивана шприц с пентоталом натрия. Впрочем, судя по тому, как отделали парня охранники “Асгарда”, пентотал натрия еще не самое страшное. Есть ведь еще и мнемохирургия, мрачно подумал Сантьяго. Есть еще и всемогущая Служба генетического контроля, которой ничего не стоит проверить подлинность генетического паспорта Ивана и определить, что статус В-10 был присвоен ему с серьезными нарушениями существующих законов, а проще говоря, за взятки…
Хреновая ситуация, сказал себе Мондрагон. Безвыходная. Но самое хреновое в ней — это то, что я нарушил свое слово. Слово кабальеро.
Он полежал немного, собираясь с мыслями и успокаиваясь. Голова была на удивление ясной, словно голубоватый туман, уползая, унес с собою всю тяжесть и боль неизбежного похмелья. Страха Сантьяго не чувствовал — только электрическое покалывание в кончиках пальцев и легкую, похожую на озноб нервную дрожь.
Мондрагон осторожно пошевелил руками — сначала левой, потом правой. Правая казалась непривычно легкой — те, кто привязывал его к столу, предусмотрительно сняли с запястья браслет связи. На помощь верной Эстер рассчитывать, таким образом, не приходилось, но для Сантьяго сейчас имело куда большее значение совсем иное.
Перстень Гарольда Статхэма-Пэлтроу по-прежнему был на месте.
Мондрагон вывернул запястье, прижав тыльную сторону ладони к столу. Изо всех сил вдавил перстень в покрытый зеленой клеенкой металл. И еще раз. И еще.
Никакого эффекта. Правда, по неопытности своей в шпионских делах Сантьяго не удосужился спросить у Гарольда, как, собственно, должен отреагировать спрятанный в перстне передатчик. Решив, что он вряд ли станет вопить во весь голос, распугивая окружающих, Мондрагон
— Здесь Шевалье.
Перстень молчал. Чувствуя себя полным идиотом, Сантьяго повторил кодовую фразу еще раз. Безрезультатно.
Может быть, я говорю слишком тихо, подумал он. Может быть, перстень слишком далеко от меня. Может быть, он вообще неисправен — я ведь даже не помню, какой рукой я врезал этому Ки-Брасу. Удивительно — имя помню, а слева или справа ударил — хоть убей. А может — и это скорее всего — сразу после ареста мой канал связи просто отключили…
— Шевалье на связи! — заорал Мондрагон срывающимся злым голосом. Он не удивился бы, если бы в ответ на его крик в дверь ворвались вооруженные охранники и снова заткнули ему рот какой-нибудь химической дрянью. Но никто не спешил вламываться к нему в комнату. Вместо этого перстень еле слышно пискнул и спросил сонным голосом:
— Да, слушаю, кто это?
Сантьяго испытал мгновенное облегчение, хорошо знакомое людям, в последнюю секунду успевшим на самолет. Слабый голос, без сомнения, принадлежал Статхэму-Пэлтроу.
— Это Шевалье, — четко выговаривая слова, повторил Мондрагон. — Помните наш уговор, Гарольд?
Невыносимо долгие полминуты из перстня не доносилось ни одного звука. Потом Статхэм-Пэлтроу неуверенно переспросил:
— Шевалье? Что случилось?
— То, чего мы с вами боялись, — с некоторым пафосом ответил Сантьяго. — Я нашел их.
— О господи! — выдохнул абэтэшник. — Вы уверены? Черт, ничего не понимаю…
— Чего вы не понимаете, Гарольд? — нетерпеливо спросил Мондрагон.
— Мы условились, что если я замечу странности в поведении кого-то из окружающих, то сообщу вам. Но случилось нечто куда более важное…
— Говорите погромче, Шевалье, — раздраженно перебил Статхэм-Пэлтроу. — Ни черта ведь не слышно…
— Это потому, что я не могу поднести перстень к губам. Я связан, понимаете вы?
На этот раз молчание длилось секунд пятнадцать. Гарольд, по-видимому, приходил в себя.
— Как связаны? Где вы, Шевалье? С вами все в порядке?
— Не имею ни малейшего понятия, — честно ответил Сантьяго. — Это я про местонахождение. Связан довольно крепко — сразу видно, работали профессионалы. На последний вопрос отвечать не буду, извините…
Гарольд что-то неразборчиво пробормотал.
— Что-что? — переспросил Мондрагон. — Я вас тоже не очень хорошо слышу…
— Хотел бы я знать, где нахожусь. — В голосе Статхэма-Пэлтроу явственно проскользнула паническая нотка. — Похоже на больничную палату… Черт!
Ничего себе, подумал ошеломленный Сантьяго. Что же это, его тоже под замок посадили?
— Мне кажется, я тоже в каком-то больничном боксе, — быстро проговорил он. — Меня вырубили какой-то дрянью, а очнулся я уже…
— Помолчите, Шевалье, — неожиданно перебил Гарольд. — Молчите и слушайте.
Сантьяго послушно замолчал. Из перстня послышались какие-то неясные звуки, потом высокий женский голос сказал:
— …ничего страшного, сэр… вегетососудистый криз на фоне переутомления и перелета… вы же только вчера прилетели из Европы…