Война за океан (др. изд.)
Шрифт:
— Это рыдают семьи погибших, — с глазами, полными слез, сказала Екатерина Ивановна. — Сейчас при высадке погибли два наших лучших товарища — Парфентьев и Беломестнов. Мы провели с ними все эти три года… Их гибель подействовала на Николая Константиновича, и он расстроился…
— Ах, вот в чем дело! — мрачно пробормотал губернатор.
Муравьеву еще на шхуне сообщили о гибели казаков.
Сычевский подошел и стал докладывать. Муравьев сделал ему знак, чтобы молчал.
— Пойдемте отсюда, Екатерина Ивановна, прошу вас, — сказал Николай
Ведя ее под руку, Муравьев шел по направлению поста. Свита в блестящих мундирах, молчаливая и расстроенная, следовала за ними. Подошел Миша Корсаков и сказал, что Николаю Константиновичу лучше, он успокоился, встретив Воронина, но только плачет все время и просит, чтобы к нему никого не допускали, говорит, что очень сожалеет, что расстроил Екатерину Ивановну, и просит прощения.
Ей было приятно внимание генерала, но странно, что он уводит ее с берега. Да она видела много подобного…
Екатерина Ивановна пригласила генерала в дом. Обед был почти готов, губернатора ждали. Предусмотрительный Муравьев помог и здесь, и Мартын живо отправлен был на кухню. Матрос принес ящик с винами, с консервами и со всяческими закусками.
— Вы повар? — спросила Мартына хлопотавшая на кухне Бачманова.
— Жаль, жаль, что Геннадий Иванович уехал, — говорил Муравьев. Он, как всегда, полон энергии. — Михаил Семенович, немедленно пошлите за ним гонца в Николаевск, мы ждем его здесь. Мы все его гости и хотим разделить его горе. Он герой, ваш муж! Я вызываю его по делу. Но в то же время и к вам, чтобы он побыл дома. «На ней лица нет… Как она переменилась!»
Отданы были приказания ставить палатки на берегу для губернатора, для штаба и охраны. Разбивался целый лагерь.
— Господа! — торжественно заговорил Муравьев. — Его величество государь император повелел мне передать благословение Геннадию Ивановичу и Екатерине Ивановне. Его высочество великий князь Константин посылает вам, Екатерина Ивановна, вот этот перстень.
Катя поклонилась и присела, принимая открытую коробку, оживление мелькнуло в ее глазах, но она закрыла коробку, словно не смея радоваться.
Офицеры в мундирах плотно теснились в маленькой столовой, там, где, бывало, на полу, рассевшись кружком, гиляки углем чертили реки и тропы, по которым прибывали теперь эти люди во главе войска.
Муравьев достал еще один подарок — ожерелье, которое передавал Екатерине Ивановне бывший министр внутренних дел граф Перовский.
Как вместе с мужем ждала она когда-то всего подобного! И как мечтали они о том дне, когда будут принимать у себя на Петровской косе дорогих гостей! Из года в год! Каждую весну… И вот они приехали. Приехали на… похороны! Как-то не по себе принимать подарки, когда дочь в могиле, у Матрены муж утонул.
Все стали поздравлять Екатерину Ивановну. Она не желала выказывать чувств, которые владели ею. Все это странно и страшно. Былой безмятежной радости больше не могло быть никогда. Но все-таки где-то в глубине души она была тронута и очень
— Жизнь прекрасна, и мы постараемся рассеять ваше горе, милая путешественница, и все исправить, — сказал Муравьев. — Вся Россия гордится вами!
В коридоре появились еще двое офицеров, один — лысоватый, с красным лицом.
«Господин Буссэ», — изумилась Екатерина Ивановна. Ей захотелось бежать, скрыться. Она содрогнулась от мысли, что он сейчас подойдет к ней и станет говорить, поздравлять.
Николай Васильевич Буссэ уже приготовил фразу: «Примите и мое глубокое соболезнование, дорогая Екатерина Ивановна…»
Но между ним и губернатором встала высокая Бачманова.
— Простите, генерал! — сказала она по-французски, делая знак Екатерине Ивановне отойти. — Я должна просить вас… — она перешла на английский, так как этого языка никто почти не знал, — не ставить нас в ложное положение. Ее великодушие…
— Простите, Елизавета Осиповна, — любезно перебил ее генерал, — простите меня. — И он обратился к Буссэ: — Я совершенно забыл, Николай Васильевич! Прошу вас, отправляйтесь сейчас же на шхуну. Да разыщите черновик. Чтобы к утру… — и тихо добавил: — Понимаете — чтобы к утру все было готово. Раньше не возвращайтесь!
Буссэ был сильно смущен, но вышел с осанкой и, кажется, с камнем за пазухой. Муравьев глянул ему вслед. «Урок тебе!» — подумал он.
— Почему ушел Николай Васильевич? — заговорили у стола.
Муравьев сказал, что дело неожиданное, извинился, что задержал, и все стали садиться.
«Видно, наша королева Елизавета попросила генерала дать поручение мерзавцу, — думал поручик Воронин, — а то, мол, господин Буссэ может, как китобой, получить по физиономии».
— Происшедшее несчастье, — сказала Бачманова генералу, — так как очень горячий воздух…
— Атмосфера! — подсказал Муравьев.
— О да!
«Адский темперамент у этой дамы, — подумал Муравьев. — Тут, кажется, особые нравы, чувствуешь себя, как в чужом государстве… Как с ней живет Бачманов и еще не запил!»
— Этот суп из кеты, — поясняла генералу Елизавета Осиповна. — Рыба породы лососей. Мой отец смолоду был путешественником. Он объехал весь мир. Он рассказывал мне, что в Канаде про этот вид лососей в народе говорят: «A little of chicken, a little of pork and a little of fish!» [91] Вы понимаете это, генерал?
Муравьев знал, что у Бачманова из-за жены были неприятности. «Он знаток паровых машин и отличный, опытный офицер. Но у нас рассудили проще: не в Кронштадте же его держать с женой-англичанкой, у нее пол-Англии родня, — и петербургские родичи уехали к себе перед войной».
91
Немножко цыпленка, немножко свинины и немножко рыбы (англ.)