Война за океан
Шрифт:
Муравьев вспыхнул, но сдержался. Он хотел явиться к своим войскам на пароходе, с блестящей свитой, стоящей на палубе.
– А где же Петр Васильевич? – тихо, но гневно спросил он.
– Петр Васильевич отправился на Усть-Стрелку, на самую границу, чтобы произвести лично разведку и новые промеры… Баржа для вас, Николай Николаевич, прекрасно оборудована, – меняя тон, радостно заявил Миша Корсаков, и восторженное выражение появилось на его лице, как всегда, когда он говорил об удобствах, приготовленных для генерала. – Я сам следил. Мебель доставили из Нерчинска, ту летнюю парижскую,
Муравьев потребовал объяснений от инженеров и моряков.
Один из морских офицеров стал почтительно докладывать, держась верхом на коне рядом с губернатором, что пароход «Аргунь» не может подняться против течения по причине слабости своей машины… Этот резал прямее Миши Корсакова. Между тем вся кавалькада всадников, цокая подковами коней по сильно каменистой дороге, двигалась великолепными местами над скалами, у подножия которых кипела вздувшаяся Шилка.
«Подлецы! – думал губернатор. – Что же они выстроили!»
Но не стал никого разносить. Пароход «Аргунь» был его любимым детищем, первенцем амурского кораблестроения. Муравьев прилагал все усилия к тому, чтобы явиться на Амур с современным паровым судном. Тут и вид, и удобства движения, и необходимость иметь пароход там, где сотня барж, которые еще придется не раз стаскивать с мелей. Кроме того, он желал показать китайцам, что у русских есть паровой корабль.
Въехали в деревню. Гребной катер, вооруженный маленьким фальконетом [64] , стоял у пристани. Губернатор решил не ждать свиты.
64
Фальконет – гладкоствольное орудие малого калибра.
– Да нет ли легкой лодки? – спросил он.
Уж если нельзя было явиться на пароходе со свитой, с блеском, то надо брать другим, по пословице – не мытьем, так катаньем. Запросто, на маленькой лодчонке, – по-военному, по-солдатски!
– Я с удовольствием в лодке, – говорил Муравьев.
Когда подали большую лодку, Муравьев ее забраковал, велел подать поменьше. Он оставил при себе только двух гребцов. Это казаки в белых рубахах.
– Ты что так на меня смотришь? – вдруг спросил губернатор высокого казака с крупным, длинным лицом.
– Простите, ваше высокопревосходительство…
– Нет, смотри, пожалуй! – сказал Муравьев.
Муравьев взял с собой Мишу Корсакова и Разгильдеева. День был жаркий. Когда отвалили, Николай Николаевич снял мундир и снова разговорился с казаком.
– Ну, как там пароход у вас? – спросил губернатор.
– Хлестко ходит, ваше высокопревосходительство! Дым идет, вода в речке гремит, как пароход тронется, – говорил казак тонким голосом. А сам детина здоровый.
Муравьев ссутулился. Пароход расстраивал его. Надежный инженер делал, а пароход ходить не может. Да, река быстрая, да еще разлив.
– А как твоя фамилия? – строго спросил губернатор.
– Пешков,
Завиделся завод – улица деревянных домов. Среди них какие-то большие, тоже деревянные здания. На видном месте на самом берегу какие-то ворота. Ба, да это триумфальная арка! Видно, выстроили для встречи губернатора. Черт возьми!
Муравьев надел мундир, а когда стал подходить к берегу, поднялся в лодке и, заложив руку за борт, стоял с видом задумчивости.
Завод на левом пологом берегу реки. Он похож на большую деревню с безлесыми окрестностями, без садов, с сухими улицами, такую же тоскливую на вид, как Бянкино.
Перед деревней – широкие галечниковые отмели. Жаль, что в наших сибирских деревушках ни деревца, только кое-где под окнами боярка. Сибиряки не любят оставлять тайгу поблизости, от нее мошка, комарье. Для сибиряков отрада – пашни, росчисть, огород. А леса что беречь! Леса тут сколько хочешь.
Река расступилась пошире, за мысом открылся целый плавучий город со множеством мачт и ярких флагов. Пушки и оружие поблескивали там. Какие-то шлюпки быстро ходили от судна к судну. Видно, как с силой, энергично гребут опытные гребцы. Новенькие светлые баржи с палубными надстройками и рубками сверкали стеклами на солнце.
Лодка губернатора обогнула мыс. Несколько лодок и барж длинной вереницей стояло у самого берега. С каждой перекинут на берег трапик. В одном месте суда как бы расступились, и среди реки стоял дымивший пароход.
И как-то так получилось, что арка, которую видно было еще с другой стороны, из-за мыса, оказалась тут же рядом. От нее в глубь деревни, словно на радость Николаю Николаевичу, скучавшему по садам, тянулась березовая аллея. Роскошные березы! Но ведь это чистый обман. Просто улица обставлена березами, видно, вырубили в тайге и устроили как на троицу, а через два дня это все засохнет и будет опять улица пустая и вытоптанная.
На правом берегу, за Шилкой, над обрывом – палатки. Там часовые видны, сверкают штыки. Там играет горн, слышны крики, войска строятся, видна кавалерия, плотные ряды пехотинцев. Там, под обрывом, баржа, вооруженная пушками.
При приближении губернатора весь огромный лагерь пришел в движение.
На этой стороне, на пристани, у берега стояла огромная толпа народа – местные обыватели и рабочие, строившие несколько лет всю эту массу судов. Тут же, верно, и те, кто возил все и заготавливал лес, и мастера с железного завода. Грянула музыка, раздался благовест в заводской церкви, народ закричал «ура».
Муравьев косился на пароход, стоявший посреди реки.
«Так и поглядывает на самоход, – думал казак Пешков. – А глаз вострый, гневный, косит из-под бровей».
Берег, заполненный огромной разноцветной толпой, шумел все сильнее. Оркестр играл. Пехота, выстроившись перед триумфальной аркой, взяла на караул.
Муравьев почувствовал, что огромная толпа ждет его и что поэтому он должен принять такой вид и стать таким, каким желает видеть его народ, выстроивший ему эту триумфальную арку и натыкавший на улице рубленые березы. Губернатор картинно облокотился на золотой эфес сабли и гордо поднял голову.